Дочери Лалады. Паруса души

— Устала гостья с дороги, бывает, — добродушно молвила Бенеда. — Давайте-ка в спальню её, ребятушки, пусть отдохнёт чуток. — И добавила, обращаясь к дочери: — Збира, спать! Ты тоже никакущая.

Збирдрид запротестовала:

— Матушка, да что ты... Я... Я ещё ого-го какая!

— Цыц! Спать иди, «ого-го», — сурово осадила дочь костоправка. — Ты уже своё отгуляла, будет с тебя.

Брыкаться было бесполезно. Обеих незадачливых путешественниц уложили по комнатам, а костоправка, поставив ящик на ближайший стол и открыв крышку, одобрительно прищёлкнула языком. Глаза её заискрились довольством.

— Хорош подарочек к празднику! Знатно. Ну что, гости дорогие, отведаем кровушки морской?

Гостям эта идея понравилась. Бутылки живо разошлись по столам, послышалось чпоканье откупориваемых пробок, и хмельная влага с журчанием заструилась в кубки и чарки. Бенеда провозгласила тост: «Ну... за флот Её Величества!» — и лихо всадила в себя полную чарку, крякнула.

— Вот это я понимаю, вещь! — прорычала она, закусывая хорошим ломтем жареного мяса, самую капельку сдобренного специями. — Уважила, госпожа корком, уважила! За такое отменное подношение можно и простить ей, что она уже немножко под хмельком к нам явилась.

Гости тоже придерживались мнения, что совершенно ничего преступного в этом не было, и вознесли жаркие похвалы забористому напитку.

*

Онирис не спешила выходить к гостям. Шумных гуляний и застолий она никогда не любила, а потому пока оставалась в своей комнате на втором этаже. Она ещё и окно бы закрыла, но тогда стало бы совсем душно, и Онирис вынуждена была слушать звуки праздника. Перед ней лежала раскрытая книга, но пытаться читать было бесполезно.

Но тут её внимание привлёк громкий возглас Збирдрид:

— Я держу его!!!

Вскричала она это каким-то странным, совершенно не своим голосом, Онирис даже не сразу его узнала. Подбежав к окну, она с удивлением увидела нелепейшую картину: Збира одновременно пыталась и сохранить равновесие, и удержать в руках какой-то ящик. Во дворе стояла повозка с носильщиками, а один из братьев Збиры разгружал навьюченного узлами чёрного жеребца — того самого, чьё имя обозначало «шёлковое пламя». Его холёное тело и впрямь шелковисто лоснилось, а бег был горячим и летящим, как огонь.

Ящик был спасён, а следом за Збирой из повозки показалась Эллейв — как всегда, великолепная, безупречная и подтянутая, но подозрительно бледная. Онирис перепугалась, когда та начала падать и была подхвачена с обеих сторон мужьями Бенеды.

Они с Эллейв договорились, что та приедет в усадьбу костоправки, чтобы просить у матушки руки Онирис. Вот почему девушка была так задумчива и рассеяна: она ждала своего самого родного на свете морского волка. Эллейв приехала, но почему-то вместе со Збирой, и обе были вдрызг пьяны. Онирис никогда возлюбленную такой не видела и металась по комнате в догадках. Что же могло произойти? Когда и где те успели познакомиться и напиться в хлам? Спотыкающиеся объяснения Збиры ей отсюда были не очень хорошо слышны; Онирис сумела разобрать лишь то, что какому-то из носильщиков стало плохо в дороге. По-видимому, это и стало поводом для знакомства.

Обеих собутыльниц уложили, матушка Темань даже не успела увидеть Эллейв, так как незадолго до начала застолья у неё разболелась голова, и она прилегла у себя в комнате. Впрочем, Онирис догадывалась, что головная боль была лишь предлогом, чтобы не участвовать в празднике. Когда-то у матушки были весьма сложные отношения с алкоголем — давно, задолго до рождения Онирис. Потом она наотрез отказалась от любых хмельных напитков, а ситуации, где предполагалась слишком обильная выпивка, нервировали её, и она старалась их избегать, даже если ей приходилось делать себя своего рода изгоем. Вот сейчас она придумала головную боль, хотя на самом деле боялась, что её рука потянется к кубку с хмельным... И всё понесётся под откос. Один-единственный срыв Онирис видела своими глазами, и это было поистине тягостное зрелище. Повод был серьёзный, вся семья тогда пребывала в состоянии тревожного напряжения, а у матушки и вовсе сдали нервы. Больше после того случая она к выпивке не притрагивалась.

Онирис подумалось: и хорошо, что матушка не увидела Эллейв в таком состоянии. Ей это наверняка не понравилось бы, ибо нет более фанатичных трезвенников, чем завязавшие пьяницы. И не имело бы значения, что Эллейв на самом деле вовсе не забулдыга — матушка заподозрила бы её в этом пороке и не успокоилась бы никогда. А для Онирис было очень важно, чтобы Эллейв произвела на матушку благоприятное впечатление. Колечко, подаренное ей возлюбленной в знак обручения, она носила пока не на пальце, а на цепочке под одеждой.

Сейчас Онирис сунула руку за пазуху и нащупала этот символ их с Эллейв любви под рубашкой. Ну и учудили же они со Збирой... Как такое могло получиться? И зачем?!