Дочери лорда Окбурна

Первый человек, которого он встретил там, была Люси. Не успев еще поправиться окончательно после недавней болезни, она была сильно расстроена этой ужасной историей; с той ночи, когда она в первый раз услыхала рассказ Юдио, ее расстройство стало внушать опасение всем окружающим, следившим за ее здоровьем. Она с рыданием бросилась в объятия Стефена.

– Успокойтесь, дитя мое, упокойтесь, – сказал сэр Стефен. – Над вами разразилось большое несчастье. Но придет и более счастливое время, Люси.

– Но, подумайте только, какое впечатление все это произведет на Лору и на самого Карлтона. Лора сегодня утром получила от него письмо. Он говорит, что он был умственно расстроен, когда совершалось все это. Очень может быть, что это было так и мы не можем не жалеть его.

Кому другому кроме Лоры могло придти в голову передать кому бы то ни было содержание этого письма? В этом поступке отразился весь ее характер, это моментальное увлечение, откровенность, нерассудительность ее отца, старого моряка.

Прочитав письмо, она облегчила свое сердце потоком горячих слез: успокоившись, она подняла голову с мокрой подушки и громко передала содержание его всем окружающим.

Дженни вышла навстречу Стефену Грею.

– Я знала, что вы находитесь в Венок-Сюде, – сказала она в смущении, пожимая ему руку, – какой страшный удар для всех нас! – Прибавила она тихо. – Лора не переживет конца этого дела.

Он понял, что она хотела сказать и, приблизившись к ней, сказал:

– Другого несчастия не случится, леди Дженни, я пришел за тем, чтобы сообщить вам это.

Дженни молчала некоторое время, думая что сэр Стефен не понял ее.

– Нам говорили, что заседание возобновится сегодня, сэр Стефен, а мы слишком хорошо понимаем, каков может быть конец этого дела. Ничто не может спасти его.

– Одна единственная вещь в состоянии это сделать, дорогая леди Дженни. Нет… нет…, я говорю не о бегстве, хотя там сначала все подумали об этом (и он движением головы указал на тюрьму). В настоящее время невозможен, но существует другой способ освобождения, против которого бессильны все человеческие законы.

Дженни еле дышала; она хранила глубокое молчание, понимая только наполовину то, что говорил сэр Стефен.

– Я не умею подготавливать людей к принятию печальных известий сказал, наконец, сэр Стефен, – мой брат Джон и Фредерик, преуспевают в этом гораздо лучше моего. Но оставим в стороне грустную сторону смерти вообще – в данном случае она может быть только приятной вам и леди Лоре, как мне ни грустно говорить с вами о ней; мистер Карлтон умер, леди Дженни.

– Умер! – Повторила она, побледнев.

– Нет, нет, это не то, что вы думаете; я, по крайней мере, не верю этому. Я не нашел никаких следов насильственной смерти, я из этого заключаю, что он умер от разрыва сердца. Вы знаете, что сильное умственное волнение производит иногда такое действие, в особенности, если работа сердца и раньше было не вполне нормальна.

– Да, – ответила она машинально, не расслышав даже, что он говорил, до того она была расстроена.

Если бы Карлтон был ее мужем, леди Дженни всю остальную жизнь свою провела бы в молитве за него.

– Не знаете ли вы, был ли он предрасположен к этому в последние годы своей жизни?

– К чему? – Спросила она, стараясь успокоиться.

– К пороку сердца.

– Я об этом никогда не слыхала. Если бы это было так, Лора бы знала об этом.

Бедная Лора! Как сообщить ей подобное известие? Бедная Лора! Волнуемая постоянно противоположными чувствами, она то разражалась целыми потоками брани против Карлтона, то жалела его, плакала над ним, посылая ему слова любви и упрекая себя в том, что она составляет причину его несчастия и падения. Дженни никому не хотела поручать передачу этого известия Лоре. Она застала ее еще в кровати; она спрятала голову в подушку и горько плакала, судорожно сжав в руке прощальное письмо, – его можно назвать так – своего несчастного мужа.

Дженни молча села около нее, ожидая, чтобы она успокоилась и, чтобы рассказать ей все, что случилось. Сэр Стефен не должен был уходить, пока Лора не узнает печальную новость.

Странная вещь! Из официального осмотра трупа Карлтона нельзя было выяснить причины его смерти. Если он был отравлен, то яд был слишком тонок, чтобы возможно было увидеть его следы, а если смерть была естественна, то ничто в организме не указывало на ее причину.

В Венок-Сюде поняли, что нечего ждать больших подробностей о деле мистрис Крав, как ее продолжали называть. Эти милые люди с таким нетерпением ждали завтрашнего дня, когда опять должно было начаться разбирательство дела и, наконец, должен был последовать приговор; когда она узнали, что Карлтон так неожиданно обманул все их расчеты, негодование их не знало пределов. Было так много подробностей, которые требовали объяснения.