Дочери Марса

Салли едва не столкнулась с Онорой Слэтри в коридоре отеля «Гелиополис Палас». Из двухстворчатых дверей в расположенный неподалеку танцзал доносился гул разговоров — в танцзале по всей ширине стояли койки, составленные бог знает во сколько ярусов, у Салли не было времени посчитать. Даже верхние галереи в танцзале, и те заставили койками. Казалось, полы галерей и подпорные колонны просто не выдержат и рухнут.

Офицерская гостиная, полночь.

— Пойдемте выпьем по стаканчику, надо же в конце концов поставить точку на этом окаянном годе. Лайонел Дэнкуорт тоже будет.

— Дэнкуорт был ранен?

— Да, ему отстрелили часть уха. Слух не пострадал.

Из уст Оноры эта новость прозвучала не так страшно.

Похоже, ее слишком волновала пара дюймов, на которые сократилось ухо ее возлюбленного, — что такое ухо по сравнению с головой?

Мудрое остался позади, а в Гелиополисе кипела жизнь, так что для мечтаний времени не оставалось. В огромных помещениях шла суматоха — бодрые, громкие голоса заглушали шепот, а выздоравливавших было куда больше, чем больных.

Выяснилось, что Лайонел Дэнкуорт настолько очарован Онорой Слэтри, что готов сопровождать ее даже на мессу в часовне отеля «Гелиополис Палас». Как говорится, католик — есть католик, никогда не упустит случая, если надо, воспользуется даже любовью, чтобы перетащить на свою сторону иноверца.

Салли знала, что ее в церковь силком не затащишь, ну разве что придется пойти на церемонию. Бог покинул грешную землю, воспарив к звездам. Тем лучше для него! Лучше не придумаешь, принимая во внимание статус-кво. Однако она понимала и другое: даже ее разочарование во всем, что касается Бога, даже утрата веры в него никоим образом не повлияли на ее сотворенную для веры душу. Сложись ее судьба иначе, у Салли были все шансы быть и оставаться искренне верующей. Вот Онора, та, судя по всему, была создана для веселой, безалаберной и пронизанной чувственностью жизни. И то, как Онора балансирует между нежеланием воспринимать мир всерьез и доходящей до самоотречения искренней преданностью, поразило Дэнкуорта в самое сердце. Ни с чем подобным ему до сих пор сталкиваться не приходилось. И Салли вполне могла представить, что Онора и Лайонел так и хохочут всю жизнь, находя силы в неисчерпаемом чувстве юмора этой женщины, в окружении целой кучи детей, веселых и шаловливых.

За городской чертой Гелиополиса, прямо в пустыне, раскинулся палаточный городок. На улицах было полно незнакомых лиц — прибыло подкрепление. И они точно так же удивлялись увиденному, как и их предшественники год назад. У отеля они садились на трамвай и ехали в центр Каира. Им суждено было повторить все шуточки и розыгрыши — как если бы те были плодом их собственного воображения, — тех, кто теперь уже растерял веселость, легкомыслие и силы на Галлиполи.

Ничто не подвигло бы Салли поехать в город. Как-то вечером Лайонел Дэнкуорт вместе с еще одним офицером затащили Онору и Салли поужинать на набережной Нила неподалеку от отеля «Шеферд», в здании которого теперь располагался штаб командования союзными силами. Повязка на ухе Дэнкуорта была едва заметна, рана быстро затягивалась. Онора рассчитывала, что у Салли и этого незнакомого офицера все сладится, совсем как у них с Дэнкуортом. Однако хотя Салли в принципе готова была влюбиться, вряд ли это было возможно, если рядом вдруг оказывался конкретный представитель мужского пола.

Ну, а что до памятников древности… перспектива созерцать пирамиды внушала невеселые мысли, ведь те, в чьем обществе она созерцала их когда-то, были мертвы. Целый год прошел, как заметил лейтенант Дэнкуорт.

— Теперь можно забраться на самый верх пирамиды, от жары не упадешь, и как следует все рассмотреть оттуда, благо воздух прозрачный.

И Онора с Лайонелом — срезав расстояние до пирамид рывком через весь Каир по диагонали, — даже заехали на огонек в армейский лагерь у Гизы, где состоялась встреча с товарищами по Галлиполи.

— Время поднять бокалы за новый, 1916 год, — напомнила Онора. — Этот год должен быть лучше, потому что хуже предыдущего и представить трудно.

— И пусть случится так, что мы — по крайней мере, некоторые из нас, — сказал Лайонел, — ничуть не хуже поддадим туркам за то, что они поддали нам на Галлиполи.

Собралось довольно много военных и медсестер. Один побывал на военном аэродроме в Синае, и, видя, как над пустыней в воздух поднимаются самолеты, понял, что как раз этим и мечтает заниматься. Многие, очень многие пожелали стать пилотами: и легкая кавалерия, и пехота — всё бледнело в сравнении с покоряющими небеса военными летчиками.