Дочери Марса

— Вот если бы меня притащили сюда на носилках с выпущенными наружу кишками, тогда вы бы знали, как быть со мной. Тогда вы бы ко мне прислушались. Но я не в таком состоянии, и потому лишена права голоса. Меня снисходительно опекают, поглаживают по руке, а потом вдруг объявляют — через санитаров! — мол, вас подвезут до поезда и вообще начинают обходиться как с какой-нибудь засидевшейся нахлебницей… Еще одно, — продолжала старшая сестра Митчи, задыхаясь, но твердо решив высказать все, что накипело в душе, — меня отчего-то все стали считать упрямицей — выжившей из ума старухой или же, наоборот, четырехлетним ребенком. И умасливают, и веселят, а если понадобится, и за шиворот готовы взять.

— Друг мой, — вновь обратилась к ней леди Тарлтон. — Никто не собирается ни к чему вас принуждать.

— Приятно слышать. Попробовали бы только — я бы и с места не сдвинулась.

Леди Тарлтон опустила глаза и молчала.

— У меня самые серьезные причины остаться здесь, — вновь заговорила Митчи, — поверьте. Уже потому, что я не собираюсь здесь о них распинаться, нет ни малейших оснований считать меня полоумной старухой. И вот такой вопрос: смогу ли я регулярно получать официальный список убитых, раненых и пропавших без вести? Там, в Антибе?

— Нет, не думаю. Все здешние ужасы пусть здесь и остаются.

— Но ведь это важно. Таков этот мир. Ужасы, гибель, разрушение и так далее.

— Ради всего святого, — попыталась отговорить ее леди Тарлтон. — Вы сделали куда больше, чем кто бы то ни было еще в этом сумасшедшем доме. В этом змеином гнезде. Вы — инвалид, к тому же больны туберкулезом.

И, даже принимая во внимание риск задеть, оскорбить вас своим решением, я не могу обречь вас на верную смерть здесь, мой дорогой друг!

— Мне на все это наплевать, — сказала Митчи. — Я бы предпочла оставаться здесь со своими подружками в масках, чем отправляться куда-то, где люди ходят без масок, но которые мне не друзья. И… мой мальчик.

Наоми судорожно сглотнула. Она поняла, что все решилось. Что в эту секунду леди Тарлтон отказалась от своего плана отправить Митчи в Антиб.

— Схожу принесу вам чай, — сказала Наоми.

— Добрая девушка, — проговорила Митчи, — будто живой упрек всем нам за то, что превратили ее чуть ли не в горничную.

— Хорошо, — тряхнула головой леди Тарлтон, когда Наоми вышла, но могла услышать все, что говорилось в комнате Митчи. — Судя по всему, от Антиба придется отказаться. Но, старшая сестра Митчи, вы должны твердо пообещать мне, что не умрете здесь!

— Если он выживет, — ответила Митчи, — то и я тоже.

Заваривая чай, Наоми раздумывала над тем, что услышала от Митчи. Старшая сестра Митчи считалась в Шато-Бенктен кем-то вроде всеобщей тетушки. И то, что у нее могут быть и собственные дети, как-то не приходило в голову. Выдержав паузу, она вернулась в комнату Митчи. То, что Митчи окажется разведенной, не было бы чем-то таким уж из ряда вон, но сюрпризы не исключались.

Когда она подошла к дверям, из-за них не доносилось ни звука. Скорее всего и леди Тарлтон, и Эйрдри уже ушли. Митчи абсолютно спокойно, без следа неприязни пригласила Наоми войти. Едва та переступила порог и стала разливать чай, как Митчи попросила ее сесть. От Наоми не ускользнуло, что старшая сестра Митчи торопливо утирает слезы. Однако эти слезы нисколько не походили на слезы беспомощности.

Его отец, сказала она, хирург. Как раз сейчас он должен приехать в Австралию из Эдинбурга. Весь из себя свеженький, нахватавшийся новых идей. Тонкие черты лица. Куча талантов. Он понимал, что знает куда больше других, но никогда этим не козырял. Как понимал и то, что знает далеко не все на свете, и никогда не совал свой нос туда, где был профаном. В общем и целом приятный человек. Мужчины могут быть приятными во всем, кроме одного. Тогда, оказавшись в Мельбурне, он вел себя как стопроцентный холостяк, предпочитая умалчивать, что женат и что его жена ждет ребенка, поэтому и не смогла поехать с ним. Он никогда особо не распространялся о себе. И казался… ну… слишком юным, что ли, в общем, он совсем не производил впечатления женатого человека.