Дочери огня

Это письмо доставило ей немалую радость. Лакорбиньер сообщал, что, хотя служба в Германии сулила немалые выгоды, он вернулся, дабы вновь свидеться с Анжеликой, и если возлюбленная откажет ему в этой милости, ему только и остается что умереть.

Меж тем брат увез Анжелику в Невиль, и там она сказала лакею своей матери, чье прозвище было Кругом-бегом: «Прошу тебя, разыщи Лакорбиньера, он уже вернулся из Германии, и передай ему это письмо, но только так, чтобы никто не видел».

Письмо седьмое

Несколько общих замечаний. Король Луи. Меж белых роз

Прежде чем перейти к рассказу об отважном решении Анжелики де Лонгваль, позвольте мне еще раз немного отклониться в сторону. Обещаю впредь почти не делать отступлений. На исторические романы наложен запрет, вот нам и приходится подавать соус отдельно от рыбы, то есть описывать место действия, говорить о приметах времени, разбирать особенности характеров без всякой связи с изложением подлинных событий.

Я никак не могу найти объяснения поездке Лакорбиньера в Германию. Мадемуазель де Лонгваль упоминает о ней мимоходом. Но в ту эпоху Германией называли и некоторые области Верхней Бургундии, а мы знаем, что именно там герцог де Лонгвиль болел дизентерией. Возможно, Лакорбиньер жил некоторое время при его дворе.

Что касается нрава отцов в тех местах, по которым я сейчас разъезжаю, то, если верить легендам, слышанным мною в дни юности, он всегда был одинаков. Все та же смесь патриархальной жестокости с патриархальным добродушием. Вот одна из песен, которую я записал в старинной нашей провинции Иль-де-Франс, что простирается от Паризии до границ Пикардии:

Король Луи угрюм сидит,
К нему прильнувши, дочь твердит:
«Кто люб, тому и дам обет…»
А у того и гроша нет!

«Не отговаривай меня!

Пускай бранится вся родня,
И мать, и даже ты, отец!
Лишь с ним пойду я под венец!»

«Пойдешь с другим, вот мой приказ,

Не то в темницу сей же час!»
«Пойду в темницу хоть сейчас,
Но не исполню твой приказ!»

«Стремянные, ведите дочь

В темницу, с глаз отцовских прочь!
Пусть там не осушает глаз!
Так исполняйте мой приказ!»

За годом год прошло семь лет,

Ее на свете будто нет,
Уже восьмой стучится год —
Отец наведать дочь идет.

«Как, дочь, в темнице ты живешь?»

«Да плохо… Воздух нехорош,
И ног распухших не согнуть,
И черви мне изгрызли грудь».

«Скорей исполни мой приказ,

Чтоб здесь не встретить смертный час!»
«Я встречу здесь свой смертный час,
Но не исполню твой приказ!»

Мы познакомились с жестокосердым отцом; а вот— отец снисходительный.

К великому сожалению, вы только прочитаете, а не услышите эти песни, меж тем их мелодии так же поэтичны, как музыкален ритм стихов, в которых, как у испанцев, созвучие гласных так часто заменяет рифму:

Одна в саду отца
Под розой, розой белой
Красавица сидела,
Лицом, как снег, бела.
Три рыцаря узрели
Ее при свете дня.

Эту легенду потом исказили: перекроили стихи, пытались даже доказать, что ее родина — провинция Бурбоне. Более того, напечатали, снабдив красивыми картинками и посвящением бывшей королеве Франции… Целиком я ее привести не могу, ограничусь еще несколькими отрывками. Три всадника едут мимо сада:

Взял младший из троих
Ее за белу руку:
«Садись, краса-девица,
На серого коня!»

Вот вам четыре строчки, которые лишний раз доказывают, что стихи отнюдь не всегда требуют рифмы, — это отлично знают немцы, недаром они, по примеру древних греков, иной раз довольствуются чередованием долгих и кратких гласных.

Три рыцаря и красавица, которую младший из трех посадил на круп своего коня, приезжают в Санлис. Трактирщица, чуть глянув, красавице сказала:

«Входи, краса-девица,
Тебя услады ждут:
Всю ноченьку три воина
С тобою проведут!»

Тут красавица начала понимать, что поступила не совсем осмотрительно и, сперва возглавив трапезу, потом прикинулась мертвой, а рыцари были так простодушны, что дались в обман. Воскликнув: «Она мертва! О горе!» — они стали думать, куда бы им перенести ее тело. И тогда младший рыцарь сказал, что место девице