Дочери огня

И вот мой муж (с этих пор она только мужем его и называет), когда к нам в комнату вошел какой-то генуэзский дворянин, спросил у него: «Что вам угодно, сударь?» А тот, немного лопотавший по-французски, ему в ответ: «Сударь, у меня надобность поговорить с сударыней». И тогда мой муж, схватившись за шпагу, сказал: «А вы разве знакомы с ней? Убирайтесь вон, не то я вас убью!»

Сразу после этого нас посетил господин Одифре и посоветовал как можно скорее уехать, потому что наверняка этот генуэзец учинит моему мужу много неудовольствий.

Мы добрались до Чивитавеккьи, потом до Рима и остановились в лучшей гостинице, намереваясь перебраться в комнату уже со всем убранством, как только найдем подходящую, и нам помогли удобно устроиться на улице Бургиньон у пьемонтца, женатого на римлянке. И однажды я стояла у окна, а мимо проезжал племянник его святейшества папы, и при нем было девятнадцать стремянных, и он послал ко мне одного, и тот сказал по-итальянски: «Его преосвященство повелел спросить у вас, не пожелаете ли вы, чтобы он вас навестил?» И я ему в ответ, а сама вся дрожу: «Когда бы мой муж был дома, я почла бы это за честь, но он отлучился, и я смиренно прошу вашего господина не осердиться за мой отказ».

Его карета остановилась у третьего дома, считая от нашего, там он ждал моего ответа, а как услышал, карета сразу двинулась, и больше он никогда не давал о себе знать».

Вскоре после этого Лакорбиньер рассказал ей, что встретил графского сокольничьего, некоего Ларуари. Анжелике очень захотелось поговорить с ним, и тот, когда увидел ее, «сперва совсем онемел», а потом, успокоившись, сказал, что госпожа посланница наслышана о ней и рада была бы видеть ее у себя.

Посланница хорошо приняла Анжелику де Лонгваль, однако по каким-то еле уловимым признакам та поняла, что сокольничий наболтал лишнего, и испугалась, как бы их с Лакорбиньером не посадили в тюрьму.

К великой своей досаде, они битых двадцать девять дней просидели в Риме, тщетно добиваясь, чтобы их обвенчали. «И вот, — пишет Анжелика, — пришлось мне уехать из Рима, так ни разу и не увидев папу».

В Анконе они сели на корабль, отплывающий в Венецию. Адриатическое море встретило их бурей, но судно благополучно достигло венецианского порта; они поселились на Большом канале.

«Этот город, — пишет Анжелика де Лонгваль, — пусть и распрекрасный, был мне не по душе, потому что он стоит на море, и я там ела и пила только, чтобы не умереть с голоду».

А деньги тем временем таяли, и Анжелика сказала Лакорбиньеру: «Что же с нами станется? Деньги-то на исходе».

«Когда доберемся до твердой земли, — ответил он, — господь нас не оставит… Одевайся, пойдем послушаем мессу в соборе св. Марка».

В соборе супруги сели на скамью сенаторов и, хотя они и были чужеземцы, никому и в голову не пришло сделать им замечание: еще бы, на Лакорбиньере были черные бархатные штаны, а куртка, плащ, шапочка и все прочее — из серебряной парчи.

Анжелика тоже приоделась и была вознаграждена за это: сенаторы глаз не могли отвести от ее сшитого по французской моде наряда.

А французский посол, который во время крестного хода шествовал рядом с дожем, отвесил ей поклон.

Когда пришло время обеда, она пожелала остаться в гостинице, предпочитая отдых поездке в гондоле по морю.

Лакорбиньер решил тем временем побродить по площади св. Марка, встретил там г-на де Ламорта и, когда тот спросил, не может ли быть ему полезным, рассказал о том, что им с Анжеликой никак не удается обвенчаться: тогда де Ламорт посоветовал ему переехать в Пальманову, где стоит его, де Ламорта, гарнизон и где можно будет помочь Лакорбиньеру не только обвенчаться, но и на военную службу поступить.

В Пальманове де Ламорт представил будущих супругов его превосходительству генералу, и тот сперва даже верить не хотел, что молодой человек, так красиво обряженный, готов идти в простые пехотинцы. Он определил Лакорбиньера в роту г-на Рипера де Монтелимара.

При этом его превосходительство генерал согласился быть свидетелем на брачной церемонии, отмеченной скромным празднеством, на которое однако ушли последние двадцать пистолей, все еще обременявшие карманы молодоженов.

Через неделю генерал получил приказ от Сената отправить роту в Верону, и это повергло Анжелику де Лонгваль в настоящее отчаянье — ей нравилась Пальманова: жизнь там была такая дешевая.

Оказавшись проездом в Венеции, они купили кое-что из домашнего обзаведения: «две пары простыней за две пистоли, да еще одеяло, тюфяк, шесть фаянсовых блюд и шесть тарелок».

В веронском гарнизоне служило несколько французских офицеров. Один из них, г-н де Брёнель, прапорщик, отрекомендовал чету г-ну де Бопюи, который без труда устроил им жилье, — дома в Вероне были очень дешевы. Они поселились как раз напротив женского монастыря, и монахини пригласили Анжелику де Лонгваль посетить их, а когда она пришла, «так обласкали, что совсем сконфузили».