К этому времени у нее родился первый ребенок; восприемниками были его превосходительство Аллуизи Джорджо и графиня Бевильаква. Когда Анжелика де Лонгваль оправилась после родов, его превосходительство часто посылал за ней свою карету.
На одном из балов она, разодетая по французской моде, танцевала с генералом Аллуизи, чем поразила всех веронских дам.
«А офицеры-французы, служившие в войсках этой республики, — добавляет Анжелика де Лонгваль, — были в восторге оттого, что генерал, который всем внушал страх и трепет, оказал мне такое внимание».
Танцуя с ней, генерал вел речи, которые, отмечает она, «были не для ушей моего мужа». Он говорил: «Что ожидает вас в Италии? Нужда с ним до конца ваших дней. Вы скажете — он любит вас, но сами видите — я люблю еще сильнее… и притом подарю вам самый дорогой жемчуг, какой только найдется здесь, и парчовые юбки по вашему вкусу! Подумайте об этом, сударыня, и откажитесь от вашего любезного ради человека, который желает вам добра и сумеет вернуть благорасположение ваших почтенных родителей».
В то же время генерал советовал Лакорбиньеру перевестись в какую-нибудь часть, воюющую в Германии, твердя, что в Инсбруке он обретет большие выгоды — а ведь от Вероны до Инсбрука всего неделя пути, — и не преминет отхватить себе роту…
Письмо восьмое
Бродя по улицам, я обратил внимание на голубую афишу, оповещавшую, что в театре идет пьеса «Карл VII»[122]
с участием Бовале и мадемуазель Рамбло. Выбор пьесы удачен: в этом краю дорожат воспоминаниями о властителях времен средневековья и Возрождения — кто, как не они, возвели эти дивной красоты соборы, на которые мы заглядываемся, и дворцы, все еще великолепные, хотя время и гражданские войны обошлись с ними не столь бережно.Ибо в пору Лиги здесь шли жестокие бои… здесь, где издавна гнездились протестанты, так и не сложившие оружия, а позднее гнездились католики, не менее яростно пытавшиеся свергнуть безбожника, именуемого Генрихом IV!
Как всегда при крупных политических схватках, ожесточению противников не было предела. Обитатели земель, входивших во владения Маргариты де Валуа и Екатерины Медичи — а они обе сделали тут немало добра, — питали прямо-таки органическую ненависть к тем, кто сменил их прежних государей. Сколько раз моя бабка повторяла при мне слышанные ею некогда слова о супруге Генриха II: «Великая наша государыня Екатерина Медичи!.. Они убили всех ее несчастных детей!»
Обычаи, и по сей день бытующие в этой отмеченной особой печатью провинции, воскрешают и живописуют отгремевшие битвы. В иных местностях самым торжественным праздником считается день св. Варфоломея. Именно к этому дню приурочено вручение призов лучшим стрелкам из лука. Нынче лук — оружие несерьезное. Что ж, тем не менее он вызывает в памяти и символизирует эпоху, когда одним из самых опасных кельтских племен почиталось племя суровых сильванектов.
Друидические камни в Эрменонвиле, каменные топоры, могилы, в которых скелеты всегда обращены лицом к востоку, не менее убедительно свидетельствуют о происхождении жителей этой области, то лесистой, то болотистой — впрочем, болота уже давно превратились в озера.
Обособленность маленькой древней области, именуемой Франция[123]
, от провинции Валуа[124] как бы подчеркивает племенное различие их обитателей. Франция вошла особым районом в провинцию Иль-де-Франс, и населяли ее, по утверждению ученых, первобытные франки, откочевавшие из Германии, — тут, как гласят хроники, было их первое стойбище. Теперь уже доказано, что они отнюдь не покорили Галлию: им случалось принимать участие в стычках между обитателями разных областей, только и всего. А привели их с собой римляне, которым нужно было заселять важные для них пункты и, главное, свести огромные леса и осушить почву вокруг Парижа. Эти пришельцы, принадлежавшие главным образом к кавказской расе, жили согласно патриархальным обычаям, храня полное равенство между собой. Крупные лены были созданы позднее, их породила необходимость защищать край от нашествия северян. Однако земледельцы по-прежнему оставались собственниками своих наделов, получивших название аллоидальных владений.Вражда этих различных по происхождению народностей с полной очевидностью сказалась в междоусобных распрях времен Лиги. Судя по всему, потомки галлоримлян стояли за Беарнца, меж тем как их иноплеменные противники, по натуре более независимые, склонялись к Майенну[125]
, д'Эпернону[126], кардиналу Лотарингскому[127] и парижанам. До сих пор в иных местностях, особенно в Монтепиллуа, находят груды человеческих останков — нестершиеся следы тех побоищ и битв, из которых решающим было санлисское сражение.