Дочери смотрителя маяка

Я сижу в своем кресле-каталке, оставленном во внутреннем дворе, плотно укутанная в плед, в солнцезащитных очках. Приятно снова находиться на улице. Дождь упорно лил несколько дней, но наконец отступил обратно в облака, которые отнесут его в другие места. В прохладном влажном воздухе чувствуется приближение зимы, дни укорачиваются. Я слышу, как девушка трудится над забором. В ее наушниках снова играет музыка, крошечные динамики пропускают слабые звуки, которые доносятся туда, где я сижу. Мелодия вроде знакомая, но у меня не получается определить ее.

– Что ты слушаешь?

Звуки скребка резко обрываются.

– Музыку.

– Ты не чересчур остришь?

– А вы не слишком любопытны?

– Время пройдет намного быстрее, если тебе будет с кем поговорить.

Тишина. Потом возобновившиеся звуки скребка. И намек на мелодию.

– Почему бы тебе не поступить, как Том Сойер, не убедить кого-то другого покрасить забор за тебя?

– Кто такой Том Сойер?

Я качаю головой:

– И чему теперь только учат в школах…

– Всяким глупостям. Чертова пустая трата времени.

Я не могу решить, смеяться мне или вздыхать. Она наивна. Несмотря на ее жесткую броню, я знаю о ней больше, чем она может представить. Ее родители либо мертвы, либо бросили ее, а ее дом, где бы она ни жила, не очень привлекательный. Она прячет свой страх и одиночество за злостью, и в своей отчаянной попытке быть частью чего-то делает глупый выбор, неверно истолковывая понятие любви. Судя по ее реакции на полицейских, я бы сказала, что она связалась с какими-то недостойными персонажами, которые, вероятно, бросили ее при первом намеке на проблему. Но в ней что-то есть. Что-то уникальное.

– Значит, это лучшее использование твоего времени?

– Не могу придумать ничего такого, что я предпочла бы покраске забора.

В ее голосе звучит сарказм, но я чувствую, что крепость, над постройкой которой она так долго работала, совсем хрупкая. Ей нужно заново самоутвердиться после того, как она почувствовала себя незащищенной, когда ее поймали в моей комнате и когда ее спасла старушка. К тому же слепая.

– Пожалуй, это было моим самым нелюбимым занятием. Собственно, я не красила именно заборы. Но белила. Всегда нужно было что-то белить. Каждое лето белить стены коттеджа, белить пост подачи туманных сигналов, белить башню маяка. Господи, я это просто ненавидела!

Скобление продолжается.

– Я слушаю «Epica», – говорит она.

– Никогда о ней не слышала.

– О них.

Я сама могу разобраться. Я откидываюсь на спинку кресла, слушая звуки скрипки, виолончели и сопровождающий их навязчивый голос. Он уносит меня в прошлое… Была зима. Мы с Эмили лежали на ковре перед дровяной печью, озеро замерло и затихло, а миллионы звезд пронзали чернильно-черное небо над воцарившимся безмолвием. Папа сидел в своем кресле, куря трубку. Мама что-то штопала. Наше радио «Зенит» было настроено на мичиганскую станцию NBC, ее сигнал дрейфовал через приглушенное пространство озера к нашему изолированному острову, перенося мое десятилетнее «я» далеко от бореального леса[12] в волшебный мир. Я слушала в восторге.

Музыка внезапно меняется и после барабанов играет то, что может быть только электрогитарой. Это, мягко говоря, необычно.

– Господи, что это за стиль музыки?

– Симфонический металл.

– Интересно. – Я никогда не слышала такой музыки; странная комбинация классики и какого-то пронизанного тревогой современного звучания. Я понимаю, почему ей это нравится.

Морган бросает скребок в ведро и садится за стол для пикников. Она закуривает сигарету. Я не комментирую. Хотя уверена, что она ждала этого.

– Вы что-нибудь слышали о своем брате? – спрашивает она.

– Нет.

Я поправляю плед, которым укрыты мои ноги. Девушка меня интригует.

– Слушай, Морган, когда я сказала тебе, что не виделась с братом более шестидесяти лет, это было не совсем правдой. – Она молчит и продолжает курить свою сигарету. – Он все это время не пытался со мной связаться, но за два дня до того, как нашли его разбитую лодку, он приходил сюда. Его провели ко мне в сад, и он не сказал ни слова. Через несколько минут он ушел.

Запах сигаретного дыма висит в воздухе, сырой и тяжелый.

– Морган, в этих дневниках могут быть ответы на вопросы о моем прошлом. Я не могу их прочесть. Но ты можешь. И, если я не ошибаюсь, у тебя есть время. – Уверена, Марти в конце концов прочитал бы их мне. Я бы могла попросить его. Но вместо этого прошу ее. – Возможно, мы могли бы заключить сделку? Ты продолжаешь читать мне дневники, а я отдам тебе один из рисунков, которые тебя так заинтересовали.

Я слышу, как она тушит сигарету подошвой ботинка, но продолжает молчать. Должно быть, она вытащила один наушник, поскольку стала слышнее мелодия «Epica», смешивающаяся с щебетанием воробьев и шорохом ветра в гортензии.

– Я смогу забрать какой захочу?