Дочка людоеда, или приключения Недобежкина

Гости пировали, поднимали бокалы за здоровье новобрачных, кричали: «Горько!» Лакеи в золоченых ливреях и париках бесшумно сновали за спинами гостей. Это были непростые гости. Конечно, настоящих вельмож потустороннего мира еще не было: в основном были те, кто пережил пору семидесятилетнего гонения и замалчивания сверхъестественных сил. Были, так сказать, самые стойкие и законспирированные представители когда-то мощного класса российской нечисти. Теперь, когда перестройка разрешила свободное отправление религиозных культов и вообще всякую демократию, произошло заметное оживление сословия потусторонних сил. Приехали и первые представители эмиграции и даже влиятельные иностранцы, Так, например, из ФРГ по специально проложенному под землей тоннелю для налаживания экономических и духовных контактов прибыл герр Тауфель, который сразу же стал интересоваться паровыми котлами и смолой, а также закупил огромную партию железных вил. Наряженный, как и все прочие гости, он выглядел вполне по-человечески, выдавали его только белки глаз, которые почему-то были у него кроваво-рубинового цвета. Вообще, почти каждого из гостей делала примечательным какая-нибудь особая яркая деталь. У красавицы-итальянки Катарины Миланези, прибывшей тем же подземным тоннелем, что и герр Тауфель, стоило ей улыбнуться, обнажались волчьи клыки; у начальника архитектурно-реставрационного управления Демушкина, сидевшего с приятельницей почти напротив новобрачных, были хрящеватые, похожие на крылья летучей мыши, огромные уши, которые торчали даже из-под парика с буклями; «священник» Чечиров зарос бородой до глаз, и даже лоб у него был волосатый, но Шелковникову все гости очень нравились. Во-первых, он обратил внимание на то, что сидит на настоящем стуле с мягким сиденьем и спинкой. Ожидая подвоха, как в спорткомплексе с трехногим табуретом, аристократ-бомж, прежде чем садиться, подвигал кресло туда-сюда, нажал рукой на пружины и даже украдкой заглянул под сиденье. Во-вторых, бокалы, ножи и вообще все столовые приборы у него были самого высокого дворцового качества, точно такие же, как у окружающих. В-третьих, шампанское, вино и все блюда, на его вкус, по крайней мере были отменными. Катарина Миланези, с которой он сидел рядом, прекрасно понимала по-русски и даже говорила — хотя и с акцентом, но внятно, — а ее волчьих клыков Шелковников просто не замечал: у него самого был золотой зуб во рту, и это его нисколько не портило. Пожалуй, Катарина Миланези была даже красивее Леночки Шершневой, во всяком случае, когда у Шелковникова случайно из-под мышки выпал церковный венец, который он прижимал к телу рукой, и покатился ей под ноги, она нисколько этому не удивилась и, несмотря на то что была итальянской аристократкой и дамой из высшего итальянского общества, наклонилась, подняла венец и украдкой подала его Вите, при этом мило приложив пальчик к чудесным пухлым губам, давая понять, что она будет нема, как рыба. А когда они разговорились, показала ему свой сувенир с венчания — чашу, которой Чечиров благословлял новобрачных, после чего между ними установилось полное взаимопонимание.

Недобежкин обратил внимание на одного юного слугу с необыкновенно милым и как будто знакомым лицом. Его только что пробившиеся усики были смешно закручены вверх, а брови явно подведены и насурьмлены. Однако Завидчая, перехватив его взгляд, тронула аспиранта за руку и прошептала:

— Аркадий! Ты должен сказать прощальный тост.

После чего обратилась к гостям:

— Дорогие гости, дамы и господа, товарищи, — обратилась она к гостям. — Сейчас Аркадий Михайлович попрощается с вами!

Эти слова были паролем для всех посвященных, означая, что сейчас состоится съедение жениха. Андрей Андреевич Повалихин, которому уже загодя был подан знак, встал из-за стола и занял позицию за спиной у Недобежкина. Недобежкин поднялся с кресла и, сияя орденскими звездами и цепями, восторженно поднял искристый бокал с шампанским. Он уже открыл рот, когда невесть откуда налетевший ветер стал ломать и втягивать его, словно бы в огромную воронку, в рот Андрея Андреевича. Силясь удержаться, он замахал руками, ища в воздухе несуществующую опору и поддержку.

И тут произошло непредвиденное. Варя Повалихина, которая была наряжена миловидным слугой, что прислуживал новобрачным, совершила неслыханный поступок. Увидев, что Недобежкину грозит опасность, она бросилась к нему на помощь и вдруг, совершенно не понимая, как это у нее получилось, съела своего отца. Вскрикнув, девушка в ужасе выбежала из зала.

Гости, большинство из которых прекрасно знали Андрея Андреевича Повалихина и его дочку, на секунду замерли и вдруг разразились восторженными аплодисментами. Чтобы посторонний человек съел жениха — это уже было превосходное зрелище, достойное всяческой похвалы. Но чтобы дочь съела родного отца — это было зрелище в высшей степени увлекательное. Все присутствующие устроили овацию Элеоноре Завидчей, приготовившей для них такой великолепный спектакль.