Дочка, не пиши!

Догадливые читатели уже, я думаю, поняли, кто помогал готовить свадьбу и на чьи деньги она была организована. А «преступница» Алиса после разговора с отцом решила больше не носить фамилию негодного отца и поменяла ее на фамилию матери и ее нынешнего мужа. После этого все смешалось в доме Щербаковых. Мать картинно закатывала глаза и пила валерьянку, отец просил не вмешивать его во всякие свары, ведь девочки старше 12 лет его уже не интересовали, Климов утирался. После этого Алису назвали предательницей и объявили ей войну.

Давайте называть вещи своими именами: то, что происходит, это банальная месть Климова своей дочери. Злобная, низкая, подлая месть. Ну, и плюс корысть. Климов привык получать незаработанное и незаслуженное, хочет и впредь этим пользоваться. Пока живут на свете такие люди, как мои родители и его нынешняя жена, он может с полным основанием на это рассчитывать. А вот на дочерей я бы ему не советовала надеяться. Старшая уж точно знает ему цену, а младшие, когда подрастут, смогут прочитать мои книги.

Порой мне в голову приходит интересная мысль: отчего же Климов и по сей день столь неравнодушен ко мне (не могу же я злобу считать равнодушием) и продолжает сводить счеты, если он счастлив с новой женой и все между ними хорошо? Так ли это на самом деле? Не мучается ли он до сих пор тоской по мне, по нашей семье, не для этого ли он так часто наведывался к моим родителям, в дом, где начиналась наша с ним семейная жизнь? Не оттого ли в нем столько злости к Алисе, что он мучается от самой большой потери в своей жизни? Ведь и в самом последнем телефонном разговоре он снова орал на дочь и оскорблял ее. Слишком сильные эмоции для угасших чувств. Эх, Шурик, Шурик! А ведь со мной он был похож на человека.

Я сохранила все письма, которые он писал мне по два раза в день в течение нескольких месяцев после нашего расставания. Лейтмотив их был таков: я буду любить тебя вечно; никто никогда не сможет заменить тебя в моем сердце; что бы ни случилось, я всегда приду, только позови! Вот небольшие выдержки из нашей переписки.

Климов:

Для меня добровольный отказ от тебя – а ведь ты этого хочешь – больше, чем смерть, страшнее, чем страшный суд.

Не плачь, умоляю!!! Твои слезки от моего слова «слизывать», они сла-адкие!

Любимая моя! Кусенька беззащитная!

Все, все, все. Нет сил.

Ты – единственная жертва в этих ужасных обстоятельствах, ты – солнышко для всех и каждого, поэтому и сгораешь, мучаясь.

Климов:

Ляська (домашнее имя Алисы. – Прим. автора) смешная!

Ей не хватает общения с нами. Она хоть и самодостаточная вполне, но тянется и к общению. Особенно это заметно сейчас, в смысле последнее время. Сядет рядом, говорит о чем-то, включит ТВ, призывает посмотреть вместе, а если у меня что-то уже включено, то садится смотреть рядом, думая, что мне интересна эта хрень, а мне ее жалко, и я делаю вид, что смотрю с ней вместе. Вот так и сидим, молча жалея друг друга.

Жаль, тебя рядом нет. В воздухе что-то висит, жуть какая-то. Дочу нашу я очень люблю, о чем ты беспокоишься?

Климов:

Господи, неужели это мы и это все не сон??? Зачем я это? Тебе теперь другой лампадой светит… Выбор сделан!

Что у нас теперь? «Высокие отношения, нормальные для духовных людей»? Нет. Я все порчу. Плачусь, вот.

Девочка моя, я умираю, правда, клянусь! Как же мне без тебя?

Но что-то скоро будет, я чувствую, что-то будет. Что-то будет!

Ничего не отвечай, не говори! Или что-то простое, короткое. Не надо ничего объяснять. Просто отреагируй как-нибудь, не молчи, умоляю!

Жизнь кончилась. Осталась доченька (я ведь ее обожаю), работа ради денег и чертова память.

Прости. Прощай меня каждый день. Кто знает – какой из них последний? Люблю до последнего…

Климов:

Ты говоришь – жизнь дольше, чем любовь? А сколько нам отмерено, жизни-то?

Мне иногда кажется, что твой мучительный уход – твоя хитрая, может, и не тщательно продуманная, а по наитию, тактика, направленная, по твоему разумению, на благо мне. Ты, видимо, думаешь, что мне так легче, что я не как все и что со мной нужно медленно и аккуратно. Может, ты и права. Но ты не понимаешь одного – медленно или быстро, а в конце концов, в случае, если ты останешься с Ним еще надолго, это будет тот самый случай, когда жизнь любви короче. И не держи сердца на меня за эти слова, пожалуйста, это не шантаж, честно.

В конце концов, жизнь – это дорога к смерти, а как ее наполнить – личное дело каждого. У меня этой проблемы нет – в моей жизни есть ты, и одной жизни на тебя мало, и десяти, и миллиона. Ты мое солнышко вечное! Слава Богу, я тебя встретил в этой жизни! Ты мне подарила столько счастья, которое, казалось, будет всегда!

Ты родная моя и единственная навеки.

Живу тобой.

Климов:

Ты желаешь мне счастья – большое спасибо! Господи, но ты не понимаешь очень простой вещи! Ты – единственное, что у меня было, есть и будет.

Ты – вселенная, необъятная и непознанная, родная и единственная, ты во мне и вокруг меня. И что по сравнению с этим все вокруг! Грязь! Ее не видно.

Автор:

Сашенька!