Смешное воспоминание. Жорка был первым мальчиком, с которым я поцеловалась. Мы с ним спрятались за большим зеленым креслом в нашей столовой. Не знаю, что волновало его в этот момент, но меня — чтобы нас не нашли: это было во время игры в прятки, и игральные амбиции были превыше всего.
В «Люксе» у меня впервые завелись подружки: болгарка Роза Искрова и норвежка Магда Фурботен. Ее семья въехала в комнату, которая раньше была нашей. Обе не стали «задушевными», но были ближе других девочек. «Водилась» я и с той девочкой, мама которой назвала папу «начальничек». И с Надей Суворовой, которая была из советских детей «Люкса». Позже я училась с ней в одном классе.
Из мальчишек я близко подружилась с Жарко Вальтером — племянником Тито (тогда он тоже носил фамилию Вальтер). Жарко существовал в «Люксе» как-то очень беспризорно. Дяде заниматься им было некогда. Мама его, кажется, в то время сидела в Югославии в тюрьме или уже погибла. Про отца я вообще никогда не слышала. Жить в Коминтерновском детском доме он не хотел, да и за его слишком «не в рамках» поведение от него стремились там избавиться Живя в «Люксе», он резко отличался от других люксовских мальчишек. Был одет значительно хуже «заграничных» ребят, да и советских тоже. Выглядел неопрятно, смотрел исподлобья. Разговаривая со взрослыми, походил на разозленного и несколько затравленного зверька, и тогда его рыжеватые волосы начинали торчать, как колючки. Он был отчаянный драчун и такой же смельчак. Учился на два класса ниже меня, хотя был младше всего на несколько месяцев. В школу ходил редко, больше шлялся по окрестным дворам и особенно по известной тогда «Бахрушинке». Это было множество проходных дворов за нашим домом, соединявших сложной сетью переходов Большую Дмитровку, Козицкий и Глинищевский переулки. «Бахрушинки» все боялись. Считалось, что там раздевают, убивают и еще многое происходит столь же и даже более страшное. Жарко был своим в этом темном месте и водил знакомство с парнями взрослей его. Возможно, это стимулировалось тем, что в «Люксе» он был явным парией. Няни, мамы и бабушки стеной стояли против того, чтобы их дети «водились» с ним. Считалось, что его нельзя звать к себе, потому что он ворует, и это был его еще самый мелкий грех.