Интересные, думаю, дела тут творятся. Кухня, похоже, дезертировала в полном составе, да и вообще народу что-то не видно. Только часовые на башнях да один гаврик у полуторки томится. Снаряды, кстати, с нее местные так и не разгрузили, побоялись, наверно, и, в общем, правильно сделали, что побоялись. А кроме часовых, никого не видно и не слышно. Хотя нет, что-то слышно – пение какое-то хоровое доносится. Тоже мне, нашли время для репетиций, хор Пятницкого.
Часовой у снарядов при виде меня приосанился, руку зачем-то на меч положил. Кираса на нем, правда, сто лет как не чищена, да и вообще – внешний вид хромает на все четыре гусеницы. Те еще ППС, сразу видно – про устав караульной службы люди слыхом не слыхивали. Эх, нет ведь чтобы вместо Трофима с «максимом» сюда хороший кадровый старшина свалился!
– Благословен день, господин серант!
– И тебе доброе утро, – говорю. – Только вот на будущее запомни – не господин, а товарищ, и не сервант, а старший сержант. Ферш… тьфу, ясно?
Часовой лоб наморщил, подумал чуток, а потом радостно так гаркнул на весь двор:
– Будет исполнено, господин старший сежрант!
– Сержант. Кстати, – спрашиваю, – а где вообще все? Повара, например? Они что, переучет содержимого погребов проводят? На случай осады?
– Но господин старший сежрант, – удивленно так заявляет часовой, – сегодня ведь День божьего Благодарения. Все собрались в замковом храме на благодарственную молитву. А кухня сегодня будет заперта весь день, потому что – тут он чего-то в воздухе перед грудью нарисовал – не подобает, вознося хвалу богам, отвлекаться на мирские заботы.
– Так что же это, – спрашиваю, – выходит? Постный день сегодня?
– Не постный, господин старший сежрант, – отвечает часовой, – а День божьего Благодарения!
– Да не сежрант я, а сержант. Сер-жант! Запомнил?
– Попробую запомнить, – озадаченно так говорит часовой, – господин старший сержант!
– Ладно, – говорю. – Тебя-то самого звать как?
– Лодку.
– Лодку, а дальше?
– Лодку, сын Ностова, господин старший сержант.
Хорошее имечко! Есть чему позавидовать.
– А скажи-ка мне, – спрашиваю, – Лодку Ностович, долго еще будут молитву возносить? Потому как мне очень хочется с господином Арчетом на богословские темы потолковать.
– А господин старший ратник не в храме, – заявляет часовой. – Он в караулке, на левой башне.
Я от этих слов чуть не подпрыгнул.
– Так какого же… – спрашиваю, – ты, борода, до сих пор молчал?!
– Но, господин старший сержант, – удивился часовой, – вы ведь и не спрашивали.
Вообще-то, думаю, верно. В голову как-то не пришло. Ладно. Поднялся я на башню, захожу в караулку, и чтоб вы думали – господин старший ратник Арчет сидит себе в гордом одиночестве и преспокойно завтракает. Да еще как завтракает. Как говорил рядовой Петренко, коренной одессит из Херсона: «Шоб я так кажный день обедал, как он завтракает».
– Вообще-то, – говорю, – сегодня есть – грешно.
– Знаю, – отвечает Арчет, а сам тем временем куриную – или какой другой местной птицы, я уж не знаю – ножку обгрызает. – Заходи, садись. Мне сегодня есть можно, а грех этот отец Иллирий отпустит.
– А еще, – говорю, – не знаю, как ваш, а наш бог советовал в таких случаях делиться. Тем более что я в вашей теософии не разбираюсь, а живот мой – тем более.
– Так бери, – говорит Арчет, – и ешь. Чего говорить-то?
В общем, соединенными усилиями мы эту снедь истребили, как армию Паулюса. Кто был не мертв, тот был у нас в плену. Очень даже неплохо подзаправились.
– Да уж, – говорю. – Неплохой праздник этот ваш День Благоговения.
– Благодарения, – поправляет Арчет. – День божьего Благодарения.
– Интересно, – спрашиваю, – а за что это вы так своих богов благодарите?
Арчет на меня искоса так посмотрел.
– А тебе Карален разве еще не рассказывала?
– Нет.
– Ну, тогда слушай. День этот мы празднуем уже пятьсот сорок шесть лет.
– Неплохо.
– С того самого дня, когда на залитом кровью поле сражения теснимый врагами король Уртхерт дал обет, что отныне в этот день весь его народ будет возносить хвалу светлым богам.
– Ага. И с тех пор празднуете?
– Да.
Я шестеренками в голове поскрипел, поскрипел.
– Так, – говорю. – А где же подвох?
– Какой еще подвох? – удивляется Арчет. Но удивился он как-то неискренне.
– Понимаешь, господин старший ратник, – говорю. – Это я от ры… тьфу, от Кары мог ожидать, что она церковно-славянской историей начнет изъясняться. Но ты-то на ихнем шпрехаешь примерно так, как я на японском.
– Говорю, как умею, – обижается Арчет. – А подвоха тут никакого нет.
– Ну хорошо. А почему называется День божьего Благодарения, а не день Победы сякой-то?
– Так ведь битву-то, – отвечает Арчет, – король Уртхерт проиграл.
Вот тут-то у меня челюсть об столешницу и приложилась.
– Как – проиграл?
– Просто. Разбили его наголову.
– А за что ж тогда благодарить-то? – спрашиваю.
– Ты не понимаешь, – поясняет Арчет. – Король Уртрехт не предлагал богам сделку – победу в обмен на посвященный им праздник. Он поклялся, что этот праздник будет!