Дог-бой

В конце зимы, когда подросшие щенки то и дело кидались на Ромочку, испытывая его силы, среди пятерых братьев и сестер начался разлад. Буквально только что все пятеро младших были одинаково игривы, хотя и отличались повадками друг от друга. Проходила неделя, и вдруг кто-то прекращал играть. Черная перестала всех забавлять своими веселыми выходками. Она стала какой-то дикой и по-настоящему злобной. Она портила им всю радость от игр, и Ромочка очень обижался на нее. Хотя сверху, сквозь толщу снега, в логово начали проникать новые благоуханные запахи, щенки все чаще дрались, сами не зная почему — и не в шутку, а всерьез.

Если взрослые уходили на охоту, угомонить и примирить щенков было некому. Сначала все понарошку нападали на Черную, но та часто больно кусала Ромочку, а Белую полностью подчинила себе. Она рычала и кусалась до тех пор, пока более деликатная Белая не ложилась на пол, подставив агрессивной сестрице беззащитные шею и живот. На братьев Черная вообще не обращала внимания или огрызалась и целыми днями сидела в гнездышке одна. В то же время Серый все чаще и чаще навлекал на себя гнев взрослых. Он неоднократно пытался следом за ними выбраться из логова наружу или незаметно ускользнуть, пока другие играют. Если Ромочка строил для него лабиринт. Серый нарочно ломал его или просто перескакивал через него. Иногда Серый запрыгивал на статую и громко лаял, призывая Ромочку и остальных поймать его. Больше всего Серому нравилось, когда за ним гоняются. Погоня за Серым только злила Ромочку. Серый изображал жертву, поддразнивал его, но потом быстро убегал и не давал себя поймать. Ромочка не мог его схватить, а подбивать на охоту остальных ему было неприятно.

Они по-прежнему никуда не выходили из подвала. Воздух с каждым днем становился приятнее и теплее, зато внизу стало сыро и душно. Одежда натирала кожу, но стоило снять ее, как Ромочка замерзал. С каждым днем ссадины на ребрах и между ногами саднили все сильнее. На полу подвала появились лужи; вскоре гнездышко осталось единственным местом, не покрытым льдинками и тающим снегом. По ночам Ромочка слышал только «кап-кап» да плеск и треск тающего снега. И вдруг в подвал ворвалось весеннее солнышко и выманило всех наружу.

Ромочка, извиваясь, полз по заваленному битым камнем туннелю — навстречу солнцу. Он задрал голову и увидел наверху синь. По покрытой слякотью улице проехала машина; громко тарахтел мотор. От резких звуков у него заложило уши. По небу бежали дождевые облака. Следом за Ромочкой на двор выбрались щенки. Как же все они выросли, какими стали голенастыми! Они впятером носились по сугробам, забыв о прежних распрях. Здесь, на улице, все по-прежнему было покрыто серым снегом, но он таял, проседал снизу.

Потом пошел дождь, закрыв солнце белой занавеской.

Ромочка стоял на задних лапах и кружился на месте, задрав голову и раскрыв рот. Эта шепчущая вода, которая падала на снег, показалась ему чем-то знакомым — как будто он уже видел ее во сне.

Через месяц снежные сугробы осели, уменьшились и исчезли, оставив после себя черную холодную слякоть и грязную жижу. Ушли серая тяжесть и зимняя стылая синь. Обнажилась черная земля, покрытая прошлогодним бурьяном и мерзлой травой. Зато наверху, на ветках деревьев, набухали почки. Скоро все деревья стояли как будто в зеленой дымке. Даже несколько веток на старых яблонях во дворе покрылись клейкими красноватыми почками. Зеленая дымка отражалась в огромных лужах, они первые окрасили землю в зеленый цвет. Вся улица, весь квартал превратились в сплошную пелену этих зеленых и синих луж, похожих на подмигивающие глаза в выщербленном асфальте. Ромочка стоял в безлюдном переулке перед их логовом и поднимал руки вверх, к белому весеннему небу. Он тыкал пальцами в первые клейкие листочки. Он кружился по грязи — танцевал, как раньше под дождем на сером снегу. Четыре молодые собаки носились вокруг, вывалив языки, задрав головы, прижав уши. Они оставляли на дворе перепутанные цепочки следов. Вдруг из-за угла вывернула машина, обдавая обочины грязью. Притворившись, что им страшно, щенки бросились в развалины.

* * *

Молодым собакам, и Ромочке вместе с ними, предстояло многому научиться. Сначала им разрешили играть наверху, в развалинах церкви, а потом, мало-помалу, стали выпускать на травку, под яблони. Выбегать со двора на улицу, где ездят машины, можно было только со взрослыми. Они ходили на вылазки каждый день и иногда ночью, а утром и вечером, когда улица заполнялась людьми и машинами, старались отлеживаться в логове. Они быстро научились выслеживать друг друга на обширном грязном пустыре. Но идти за Мамочкой, Черным и Золотистой через пустырь или в обход, по тропинке через бурьян, им запрещалось. Когда Ромочка пытался идти за взрослыми, они на него рычали. Если он не слушался и шел за ними, они сердито огрызались, а если он упорствовал. Мамочка кусала его так больно, что он визжал. Теперь только она наказывала его зубами.