Дог-бой

Ромочка сел на расплющенное ведро, дубинку положил на колени и уставился вдаль. Он сидел на том склоне горы, который спускался к кладбищу. Прямо под ним — могилы, заросшие бурьяном и кустами; за ним виднелись вершины старых деревьев. Деревья на кладбище казались более мрачными, чем те, что росли дальше, в лесу. Их легче клонило ветром.

Осень почти закончилась. Высокий дуб стоит почти голый; на черных ветках — остатки рваных листьев. Сучья, как кривые пальцы, тянутся к чернеющему небу. Замшелый ствол как будто в шубе. На том месте, где лес встречался с кладбищем, Ромочка вдруг различил какое-то движение: белки делали запасы на зиму, отыскивая желуди в палой листве. Они двигались быстро и целеустремленно. Ему тоже надо охотиться, хотя бы ради Мамочки. У Мамочки большой живот; скоро она ощенится. Приближается зима. Зима без Щенка. Без теплого и спокойного Щенка, свернувшегося в Ромочкиных объятиях, и без пахнущего мылом Щенка в центре под одеялами.

Надо все-таки было ударить Дмитрия. Дмитрий отвечал за Щенка, и, наверное, он сделал с ним что-то очень-очень плохое. Но при этой мысли у Ромочки все сжалось внутри — как узлом завязалось. Он попробовал вырвать, чтобы очистить желудок, но ничего не вышло, а узел внутри остался. Стало трудно дышать, как будто в грудь засунули толстое бревно; он закашлялся и закрыл глаза.

Волосы у него на затылке встали дыбом. С той стороны, откуда дует ветер, кто-то крадется к нему — какая-то чужая бродячая собака. Ромочка понял, что собака боится, что она глупая и неопытная. Он прищурился и покосился на нее. Собака была большая и тощая; в вечернем сумраке она казалась просто тенью. Что-то с ней было не так. Она тяжело дышала, подкрадываясь к нему, но слишком шумно, посылая прямо на него свой странный, больной запах.

Ромочка в последний раз тяжело вздохнул, отогнал видения и крепче сжал дубинку. Когда собака, наконец, прыгнула, он проворно вскочил — проворнее, чем та крыса, что недавно убежала от него из-под ведра, — и нанес сокрушительный удар. Он обрадовался, услышав тошнотворный хруст: дубинка угодила точно собаке в ухо. Ромочка грозно зарычал. Рычание перешло в протяжный вой; он с какой-то непонятной радостью следил, как скулящая от боли собака вертится на месте, низко опустив разбитую голову и кося на него одним глазом. Вот она перестала вертеться, взмахнула головой, рухнула на землю и застыла.

Ромочка подошел к собаке. Радость испарилась так же быстро, как пришла к нему. Собака еле заметно дергалась, но уже запирала — Ромочка узнал характерное выражение, как будто она не здесь, а где-то далеко. Вдруг ему показалось, что из него самого выходит кровь, он слабеет. Он еще ни разу не убивал себе подобных. Узел внутри затянулся туже.

Он отошел от мертвой собаки и пошел вниз по склону, домой. Хотя есть не хотелось, он решил набить брюхо и поспать. К его облегчению. Белая и Серый ждали его на месте встречи. Он понял, что не вынесет больше ни шагу в одиночестве. Он присел. Белая лизнула его в лицо, а Серый поцеловал в шею. Потом оба обнюхали его с ног до головы, выясняя, где Щенок и что с ним. Для них Щенок уже давно стал запахом на Ромочке, когда Ромочка возвращался из центра. Он лизнул брата и сестру. Его снова затопили ярость и тоска. Они больше никогда не обнюхают Щенка! У Ромочки болезненно стиснуло горло и желудок.

По тропинке ковылял какой-то человек. По виду — типичный бомж, и пахло от него соответственно. Весь в каких-то лохмотьях, на голове — старая солдатская ушанка. Седые патлы длинные и редкие; шея замотана несколькими рваными шарфами. Человек неуверенно шагал по тропинке, стараясь не споткнуться. Вдруг он постучал себе по лбу средним пальцем.

Дядя!

Человек быстро повернул к ним худое лицо. Ошибки быть не могло. Ромочка подавил рвущийся из горла крик и застыл в охотничьей стойке. Собаки смотрели на него с удивлением.

Дядя сильно изменился. Куда-то пропали почти приличный костюм и пальто. Даже в сумерках Ромочка заметил, как он исхудал. Дядя постарел. Он стал бездомным. Постарался обойти мальчика и двух собак подальше, качаясь, что-то напевая себе под нос и ругаясь, и направился по тропинке, ведущей от свалки к метро. У Ромочки закружилась голова. Он вдруг вспомнил песню, которую напевал дядя.

— «Виновата ли я… Виновата ли я…» Мать твою! Мать твою!

Ромочке показалось, что он сейчас потеряет сознание. Эту песню давным-давно пела мама… У него сжалось сердце. Он двинулся следом за дядей. Обе собаки последовали за ним. Последний раз они охотились на пьяных очень давно — когда были совсем молодыми и глупыми. Но так решил Ромочка, а его решения не обсуждались.