Догмат крови

Оставшись один в камере, Фененко подумал, что Красовский при всей его полицейской ловкости не сумел определить истинную подоплеку преступления. Завещанные мальчику деньги, если и играли какую-то роль, то скорее всего подсобную. За спиной Луки Приходько стояли черносотенцы, которые хотели лживым обвинением спровоцировать еврейский погром. Из Киева волнения неизбежно перекинулись бы на всю черту оседлости, что позволило бы властям ввести положение о чрезвычайной и усиленной охране. А вслед за тем — усиление репрессий, разгон и без того бесправной Государственной думы, закрытие оппозиционных газет. «Сожалею, господа черносотенцы, — усмехнулся Фененко, — но ваш заговор будет сорван. Пусть я скромный винтик судебной машины, но честью не поступлюсь и выведу вас на чистую воду!»

Глава восьмая

13 июля 1911 г.

Прокурор киевской судебной палаты Чаплинский завершал докладную на имя министра юстиции. «Судебным следствием добыты важные доказательства причастности к убийству малолетнего Андрея Ющинского его родственников, в частности отчима Луки Приходько, — писал он, энергично макая перо в серебряную чернильницу. — Из числа вещей, отобранных при обыске у означенного Приходько, обращает на себя внимание записка, заключающая в себе описание строения черепа и расположенных на черепе артерий и швов у взрослых людей и детей. Приведенные данные послужили основанием к аресту в порядке дознания Луки Приходько, его отца и двух братьев, подозреваемых в причастности к преступлению. В настоящее время исполняющий должность судебного при Киевском окружном суде следователя Фененко ведет интенсивные допросы подозреваемых».

Поставив точку, Чаплинский скривился от неприятного жжения в животе. Позавчера он засиделся в Дворянском клубе, рассказывал анекдоты, и имел успех. Особенно смеялись над сценкой приезда старого еврея в Киев. Идет еврей по вокзалу с большим тюком, останавливает одного приличного господина и спрашивает его: «Милостивый государь, не откажите в любезности сказать, как вы относитесь к евреям?» — «О, я очень уважаю евреев!» — «Благодарю вас, милостивый государь!» Идет дальше, спрашивает еще одного господина и получает ответ: «Я в восторге от ума и предприимчивости евреев!» Благодарит, идет дальше, задает тот же вопрос еще одному пассажиру и слышит в ответ: «Ненавижу жидов!» Еврей горячо жмет ему руку и говорит: «Вы первый честный человек, которого я повстречал. Не могли бы вы присмотреть за моими вещами, пока я отлучусь?»

К несчастью, за приятным разговором и анекдотами Чаплинский, кажется, перебрал с вином и закуской. Пилось легко, но ночью в животе забурлило. Утром пришлось приглашать домашнего врача, который прописал порошок. Прокурор принимал лекарство второй день, но не испытывал ни малейшего облегчения. В животе пекло, во рту отдавало тухлым яйцом. «Шарлатан! — выругал врача Чаплинский. — Надо проконсультироваться у профессора». Обидно, что большинство посетителей Дворянского клуба без малейшего ущерба для здоровья мешали в своих бездонных утробах шампанское с горилкой и закусывали все это бесчисленным количеством блюд. «Лайдаки! — морщился прокурор. — Лет двести назад вас к Чаплинским и на порог бы не пустили!»

Плохое самочувствие мешало как следует заниматься служебными делами. Между тем Чаплинский твердо решил сделать карьеру на судебном поприще. Слово «карьера» он произносил с особенным придыханием, недоумевая, почему о карьеристах было принято говорить недоброжелательно. Ради карьеры он перешел из католичества в православие, а едва добившись прокурорства в киевской судебной палате, он уже начал задумываться о следующей ступеньке. Конечно, он понимал, что ему, как поляку, трудно рассчитывать на пост министра юстиции, но попасть на должность товарища министра или, на худой конец, получить назначение обер-прокурором кассационного департамента Правительствующего Сената было вполне по силам. Впрочем, до кресла в Правительствующем Сенате было еще далеко. Пока что предстояло показать себя крепким прокурором палаты, тем более что его предшественник порядком распустил подчиненных. Накопились настоящие завалы дел, с которыми Чаплинский разбирался с утра до вечера. Между тем нельзя было отказаться от светской жизни, визитов, поддержания нужных знакомств. Из-за нехватки времени он не мог уделить должного внимания надзору за расследованием убийства Ющинского, даже зная, как интересуются данным делом в Петербурге.