— Опять память пропала? А вот печник Ященко вас отлично помнит. Он рано утром в субботу 12 марта, то есть, обратите внимание, Нежинский, в тот самый день, когда пропал ваш племянник, спешил на работу. Его путь лежал через Загоровщину. Он проходил мимо пещеры, в которой впоследствии было найдено тело вашего племянника. Неподалеку от пещеры печник Ященко присел в канаву для удовлетворения физиологической потребности. Вы меня слушаете?
— Слухаю, — сглотнул слюну Нежинский. — Тильки ни розумию, що вин зробив?
— Присел в канаве справить нужду.
— А… посрать… — догадался Нежинский.
— Пусть будет так. Сидя в канаве, Ященко увидел человека, который осторожно крался вдоль яра. Зачитываю показания печника: «Когда этот человек дошел до леса, он оглянулся кругом и заметил меня в канаве. То место, на котором этот человек остановился, находится приблизительно на расстоянии двадцати шагов, а может быть, и больше от пещеры, где был найден труп Ющинского. Пещера от незнакомца была с правой стороны, и когда он меня заметил, он не свернул вправо, а пошел налево, по направлению к тому яру, по которому можно спустится на Кирилловскую улицу. Когда человек этот остановился и посмотрел на меня, расстояние между нами было не более шестидесяти шагов. Издали я, конечно, не мог рассмотреть хорошо физиономии этого человека, но заметил, что бороды у него не было, а были черные усы, небольшие, а под подбородком что-то белое. Был ли это шарф или просто белая рубаха, я не заметил». Печник не придал особого значения этой встрече, но потом, прочитав в газетах об убийстве Андрея Ющинского, задался вопросом, уж не преступника ли он видел. Ященко поделился своими подозрениями с несколькими знакомыми, те, как водится, рассказали своим знакомым, и вот спустя неделю-другую к нему явился один человек. Вы случайно не знаете его имени?
— Ни, — упавшим голосом пробормотал Нежинский.
— Напрасно! Потому что этим человеком были вы, Нежинский, собственной персоной. Вы попросили описать внешность незнакомца, повстречавшегося печнику неподалеку от пещеры. Вот показания Ященко: «Я сообщил ему приметы господина и сказал ему, когда именно я его видел, после чего дядя покойного Ющинского, сказав: „Это он, я так и думал, так теперь и знаю!“, — ушел от меня». Итак, пришла пора сказать правду!
Нежинский колебался. Казалось, стоит только подтолкнуть его, как он выложит всю подноготную. Однако следователь был достаточно опытным психологом, чтобы торопить события. Он знал, что излишняя настойчивость может привести к обратному результату. Бывало, арестованные замыкались в упорном молчании и уже не реагировали ни на какие доводы. Фененко вновь отошел к окну, давая возможность арестованному собраться с мыслями. Его тактика блестяще сработала. Нежинского прорвало.
— Все скажу. Як же так! Меня под замок, а злодеи гуляют на воле!
— Давно бы так! Кого вы опознали?
— Луку Приходько!
«Что и требовалось доказать, — удовлетворенно констатировал следователь. — Конечно, отчим мальчика! Не подвела меня интуиция!»
Тем временем Нежинский, словно избавляясь от давившего на него груза, торопливо рассказывал, что Лука Приходько, женившись на сестре Сашке, сторонился ее родни. Пасынка Андрюшу он сразу же невзлюбил и обращался с ним жестоко. Нежинский заподозрил шурина в причастности к убийству, а после разговора с печником его подозрения перешли в уверенность.
— Почему же вы не сообщили о виновности Луки Приходько?
— Хлопца жалко, але його же не повернешь, — вздохнул Федор. — Коли уку заарестуют, хто буде харчевать сестру и ейных детин. Хай робит!
Внося в протокол показания Нежинского, следователь скорбно покачивал головой. Дядя знает убийцу племянника, но боится, что того арестуют и некому будет кормить его семью. «Н-да, народная нравственность напрямую зависит от народного благосостояния, — думал Фененко, вызывая конвойного. — Федор Нежинский туп и неразвит, но нравственно глухим существом его сделала не природа, а бедность. Он не имеет постоянной работы, не может содержать родных и вследствие этого вынужден покрывать убийцу, встречаться с ним каждый день, сидеть с ним за одним столом».
Конвойный увел Нежинского, но не успел Фененко перевести дух, как в его камеру постучался пристав Красовский. На снимках, публикуемых в киевской желтой прессе, сыщик выглядел бравым офицером. В действительности он был невысокого росточка и субтильного сложения. Аккуратно зачесанные волосы, реденькие и столь же аккуратно подстриженные усики, скромно потупленные глаза — по этим признакам его можно было принять за мелкого конторского служащего. Фененко не раз задавался вопросом, не наговаривают ли на Красовского, что он был правой рукой легендарного мздоимца Спиридона Асланова? С другой стороны, трепещут же воры перед этим мягким и предупредительным человечком!
— Василий Иванович! — расплылся в улыбке Красовский. — Ну что, заложил Нежинский своего родственничка?
— Он дал нужные сведения, — сухо кивнул Фененко. — Полагаю, теперь отчиму не вывернуться.