Догони свое время

Воспользовавшись моментом, я быстро прижал поросёнка к земле.

Жоржик со своим баульчиком в одно мгновение оказался рядом.

– Переверни его, пока чуноска в рукаве, а то сейчас такой крик поднимется!

Я перевернул на спину перхающего в потёмках Балду, удивившись его розовому брюшку, так похожему на пузцо малого ребёнка, если бы не два ряда кругленьких пупырышек.

– Держи крепче!

В широкой ладони у Жоржика зазмеилось, пуская зайчики, узкое ослепительное лезвие скальпеля. Одно мгновение, и два коротких продольных разреза открыли пару синевато-розовых, как две перезрелые сливы, кругляша. Меня удивило, что эти штуки были расположены не как обычно у животных (баранов, например) у подбрюшья, а достаточно далеко спрятаны, совсем в другом месте, где им быть не подобало бы.

Балда мой придушено завопил в ватный рукав, быстро-быстро засучил копытцами и затрясся всем телом.

Жоржик, не торопясь, переложил в свой переносной сундучок скальпель, достал бутылку с какой-то бурой жидкостью и баночку ядовито-жёлтого порошка. Открыв бутылку, обильно полил разрезы, отчего поросёнок, вынырнув с другого конца рукава, перешёл на такой визг, словно на огромной скорости пронеслось железо по железу.

– Ничё-ничё! – успокаивал Балду Жоржик, выдавливая пальцами сливы, отчего они, эти сливы, вынырнули наружу, как два мёртвых глаза. Жоржик весело скалился, вытягивая из разрезов кругляши-сливёнки. За кругляшами потянулись два розовых проводка семенных протоков.

Мне стало не по себе.

– Учись, командир, пока я жив! – Жоржик пригнулся, по-волчьи клацнул зубами, и вот уже у него в ладонях оказались мужские достоинства бедного Балды.

Концы розовых проводков медленно уходили снова в полость разрезов.

Жоржик обильно посыпал слегка кровоточащие ранки крупным, как соль, жёлтым порошком, и велел отпустить измученное животное на волю. Поросёнок, припадая грудью к земле, уже обессиливший и от своего визга, и от изуверских, на мой взгляд, приёмов сельского ветеринара, с заплетающимися ногами, почти ползком пошёл в стойло, где и упал, не добравшись до сухой соломенной подстилки. Я хотел на руках перенести Балду туда, но Жоржик меня остановил:

– Сожаление не имеешь! – сказал с укоризной. – Тебя бы так побеспокоить! Пошли в избу!

В избе Жоржик достал из сундучка зелёный солдатский котелок, и велел принести воды и соли побольше. В котелке, почти вровень с краями, пузырились и плавали такие же кругляши-сливёнки, от которых он только что освободил Балду.

– Ничего! Щас закусим! Я и сам проголодался. Целый день в делах, аж скальпель затупился. Разжигай печь!

Вот печь весело загудела, в котелке заворчало, забулькало, ударило аппетитным запахом в ноздри от ошпаренной плиты, и варево было готово.

– Секундное дело! А ты говоришь… – загоготал весело ветеринар, снова ныряя в сундучок. Достал бутылку какой-то бурой жидкости, которой недавно поливал раны нашего мученика.

– Я не буду! – покосился я на бутылку.

– Не боись! Чистый спирт! Нечистого в доме не держим, – ветеринар плеснул себе в стакан, посмотрел на свет, подумал и добавил ещё. – Накось! – налил и мне до половины чайной чашки, которая попалась ему под руку. – Разводить будешь?

Я пожал плечами. Пить эту гадость мне совсем не хотелось, но что не сделает русский человек за компанию?

Пока меня одолевали сомнения о качестве напитка, ветеринар уже придушенно задышал через нос. Губы у него были туго завязаны в узел.

Я, как перед прыжком в воду, сделав несколько глубоких вдохов, влил в себя всё, что находилось в чашке. Действие напитка было поразительным: от затылка до самых пяток в меня вошло раскалённое железо.

– Не дыши! Не дыши! – успокаивал меня Жоржик.

Ощупью, нашарив ведро с водой, я быстро, по-собачьи, стал заглатывать ледяную колодезную воду, но облегчения не было…

– Ничего, ничего… – гладил меня по спине Жоржик, – зато поноса не будет. Накось, хлебни вот! – он сунул мне в руки полную чашку обжигающего, из этих самых поросячьих… отвара. К моему удивлению, штырь в позвоночнике остыл, и я вздохнул полной грудью. – Твоя доля! – Жоржик с узловатой костистой ладони перекинул в мою ладонь ещё не остывшие мозговые кругляши.

Что сказать? Говоря по правде, вкус был отменный, сочный, напоминающий круто сваренную налимью молоку.

Разошлись мы с ветеринаром не скоро, каждую минуту обмениваясь клятвами в дружбе до гроба. Если бы не вернувшаяся из города жена, нашему расставанию не было бы конца.

Так я познакомился ещё с одним человеком на своём вынужденном отдыхе в деревне.

Жоржик здесь был действительно незаменимым человеком. Животных и людей он лечил исправно, одними и теми же средствами. Животным помогало, но и люди особой обиды на ветеринара не имели: до больницы тридцать километров бездорожья, а жить охота. Жоржик всегда рядом, выправит любую хворь…

4

На другой день, пораньше, пока жена ещё не проснулась, во избежание лишних разговоров, нахлеставшись до ломоты в костях колодезной водой, облегчённый, я пошёл в сарайчик своего подопечного, сомневаясь, что он ещё жив.