Догоняй!

Но Галя не могла ни встать, ни бежать – ноги и руки, будто набитые стеклянным крошевом, отказывались подчиняться. Тогда Софья безжалостно схватила ее за волосы и с неожиданной силой стащила на пол. Галя вскрикнула. Взгляд ее упал на распростертое тело Марка.

Что-то страшное происходило с ним: на мертвом лице одно за другим распускались лиловые кляксы кровоподтеков, шея безобразно растянулась… Он выглядел, как труп висельника, пролежавший в могиле несколько дней. От разлагающегося тела поднималось волнами удушливое зловоние.

– На что вылупилась? – кричала Софья. – Вставай… – Она снова рванула Галю за волосы и застонала, схватившись за раненый бок.

По всем углам всколыхнулся вдруг шелестящий шепот.

16

С громким треском длинные пальцы насквозь пробили постель и панцирную сетку. Острые когти располосовали кожу между лопаток. Катя отчаянно закричала – и в тот же миг кровать отлетела в сторону.

Катя перекатилась на спину, тут же отозвавшуюся саднящей болью, и увидела нависшее сверху чудовище в клочьях похоронного костюма. От сходства с папой, да и вообще с человеком, не осталось и следа. Выпученные глаза с черными точками зрачков дико вращались на бугристой, изрытой оспинами морде. Брызжущая слюной пасть ощерилась двумя рядами клыков. Длинный хвост извивался, будто плеть, захлестывая кривые косматые ноги с раздвоенными копытами-бритвами.

– Моя! – проревел бес, протягивая к жертве корявые лапы.

Она зажмурилась и ждала боли.

Ничего не происходило.

Она открыла глаза.

В комнате никого не было. Лишь змеились в воздухе пряди темного дыма.

17

Словно из ниоткуда, возникали со всех сторон неясные тени. Шепот нарастал, переходил в гул, гул – в рев. Стекла завибрировали и вдруг все одновременно разлетелись вдребезги.

Рев рассыпался жуткой многоголосицей. Тени становились плотнее, обретали формы. Безобразные, причудливые формы, человеческие и звериные одновременно. Со всех сторон тянулись косматые руки с острыми когтями и вырисовывались, рассыпая шипящие искры, лица, искаженные черные рыла, звериные и человеческие одновременно.

– Убей меня! – прохрипела Софья, протягивая Гале пистолет рукоятью вперед. – Я не могу сама! Убей, и все закончится!

– Не… могу… – выдавила Галя.

Разум отказывался принимать происходящее. Обхватив руками голову, она крепко зажмурилась, в надежде, что морок исчезнет. Но вокруг все так же визжали, свистели и выли, все так же гремели копыта. Софья зашлась криком. Галя открыла глаза – и увиденный ужас привел ее в чувство.

Толпа безобразных рогатых существ с гиканьем разрывала Софью на части. Одни выламывали ей руки, другие терзали когтями грудь и живот, третьи выдирали пучками седые волосы вместе с кровоточащими кусками скальпа. Чуть поодаль две твари, визжа в дикарском восторге, вращали голову Дубовика; кожа на перекрученной шее лопнула и свисала лохмотьями, трещали позвонки.

Еще не менее дюжины чудищ остервенело, словно вымещая бессильную злобу, дробили копытами тело Марка. Его глаза вытекли, череп лопнул, расплескав по паркету разлагающиеся мозги.

Почему-то на Галю никто не обращал внимания.

Пистолет лежал на полу.

Галя подползла к нему, схватила за скользкую рукоять, лихорадочно подсчитывая в уме оставшиеся патроны. Дубовик выстрелил один раз, Софья… кажется, шесть. Сколько зарядов в «макарове»? Дубовик как-то рассказывал в застольной беседе… В лучшем случае, осталось еще шесть, а она совсем не умеет стрелять, никогда не держала в руках оружия…

Она привстала на колени, дрожащими руками подняла пистолет, направила туда, откуда доносились крики, и нажала на спусковой крючок.

«Макаров» хлопнул не меньше шести раз, прежде чем захлебнуться щелчками. Пули прошили бесовскую ораву, не причинив тварям никакого вреда. Но как минимум одна, очевидно, достигла цели, потому что крики Софьи резко оборвались и поднялся вой, полный злобы и разочарования. Галя опять зажмурилась и повалилась на бок.

Вой постепенно стих, и когда она снова открыла глаза, то обнаружила, что осталась одна в окружении троих мертвецов. Дубовик и Марк выглядели так, словно их пропустили через молотилку. Софья вытянулась на боку посреди комнаты, уставившись в никуда единственным уцелевшим глазом.

Гроза заканчивалась. Шум дождя за окном становился все тише, капли дробно барабанили по усыпанному битым стеклом подоконнику. Рассеивая смрад крови, пота, разложения и горящей смолы, в комнату проник свежий запах озона. Темный дым таял под потолком.

18