Догоняя прошлое (СИ)

Он коротко кивнул, и мы вышли из кабинета.

А уже через пятнадцать минут я дрожащими руками открывал дверь квартиры.

Меня не заботил бардак, царивший сейчас в моей комнате. Это был творческий беспорядок. Я аккуратно снял ткань с полотна и пригласил Моррисона.

Тот подошел и взглянул на картину. Теперь мы с Ирвином стояли и смотрели на мою работу, как недавно стояли с Шоном.

И опять я потерялся в своих мыслях и страхах, не сразу сообразив, что Моррисон мне что-то говорит. Я повернулся к нему, пытаясь сосредоточиться и уловить смысл фразы.

- Джастин, я пришлю машину за картиной завтра утром.

Он еще немного постоял у полотна, потом, как-то странно, взглянул на меня, будто впервые увидел, кивнул и молча вышел.

2018 г. Версаль

Джастин

Как и предыдущим вечером, я потянулся за сигаретами, но пока не закуривал, а только крутил пачку в руках.

Так и не достав сигарету, я отложил пачку и решил налить себе выпить. Я не мог спокойно вспоминать об этом.

Полотно стало не только моим благословением, но и проклятием тоже. Много позже, я часто думал об этом и понял, что именно в тот момент я и потерял Брайана, еще не осознавая этого. Я же уже говорил, что жизнь похожа на дорогу, и мы просто дошли до очередной развилки. Только вот дальше, каждый двинулся в свою сторону. И не потому, что считал свое направление единственно верным, а потому, что мы уходили друг от друга поддавшись ложному представлению о счастье, о моем счастье. Господи! Только сейчас я стал понимать, что Брайан всегда делал то, что хотел я. Он каждый раз отпускал меня, когда я уходил. Но не из-за гордости, нет, или желания проучить, а потому что искренне считал, что это правильно. Он никогда не удерживал. У меня всегда была свобода выбора. Всегда! И тогда, когда я ушел к Итану за призрачной романтикой, и когда просто ушел от Брайана, решив, что у нас разные цели в жизни, и тогда, когда уехал покорять Нью-Йорк. Я всегда выбирал сам, а вот в ошибках винил его – не остановил, не объяснил, не поборолся. А нужно ли было останавливать, объяснять и бороться? Я ведь никогда по-настоящему не задумывался над этим.

Я сделал большой глоток, с удовольствием ощущая, как виски обжигает горло.

Конечно, потом я жалел, что пошел на поводу у своей обиды, поддался сиюминутным эмоциям и согласился продать картину. Но тогда… тогда я был просто зол и обижен, как маленький глупый педик.

Я позвонил Брайану и пригласил на выставку, взахлеб рассказывая о своей работе, словно и не было этих месяцев моего молчания и игнорирования всех звонков, в том числе и его. Правда, мы и раньше не часто созванивались, но так вдруг и надолго, я не пропадал.

И вот теперь Брайан ответил, что не приедет, сославшись, как обычно на сильную занятость. Я просил его отложить дела и прилететь хотя бы на один день. Он должен был увидеть эту картину, но Брайан засмеялся и ответил, что я могу сделать фото и переслать ему, хотя он и так верит, что получилось нечто гениальное. А терять время, которого у него и так не хватает, из-за какой-то одной картины – глупо.

Конечно, я мог бы послать ему фотографию полотна. Но это совершенно не одно и то же – фотография и картина на стене в галерее. Разве можно было прочувствовать все эмоции, всю любовь и душу, вложенную художником, глядя на листок бумаги? А ведь я писал ее для нас и собирался подарить ему после выставки.

На этот раз меня не интересовала возможность продать картину. Все, что я хотел, это чтобы ее увидели, увидел Брайан.

Все же с возрастом некоторые представления о сути вещей меняются. То, что в 20 кажется нормальным, в 35 воспринимается совсем иначе. Теперь я понимаю, что сам был во всем виноват. Я пропал на два с лишним месяца, не звонил и ни с кем не разговаривал, игнорировал звонки Брайана, а потом объявился и захлебываясь от восторга просил приехать, но… Но я считал, что он должен был понять меня, должен был почувствовать. Он мог бы поговорить со мной или без слов оттрахать, выплескивая свою обиду, а не прятаться, как раньше, за маской пофигизма. Такие творческие закидоны будут у меня еще и не раз. Я же художник, черт побери!

Я не мог в это поверить. Не мог поверить в его равнодушие. Он никогда так не отмахивался от меня. И я закусил удила. Ну не захотел он приезжать и не надо. Значит, я продам картину, если ее захотят купить.

А потом была та судьбоносная выставка, после которой моя карьера, можно сказать, пошла в гору. Но какая ирония! Именно на ней не было никого из моей «семьи», а самое главное – не было Брайана.

Возможно, все сложилось бы по-другому, появись Брайан на выставке, а возможно, и нет. Возможно, судьба уже определила наши пути, не оставляя нам в тот момент ни единого шанса.

Я все же не выдержал и закурил, затягиваясь глубоко, как будто это могло помочь мне заглушить боль моих воспоминаний. Если бы я тогда знал…

Я открыл дневник.

Дневник Брайана Кинни

Февраль 2006 г. Питтсбург