Догоняя прошлое (СИ)

И почему я не могу набрать его номер? Потому что я Брайан Кинни! Потому что я… идиот!

Эти дурацкие правила. Этот засранец уже придумывал их. И почему я всегда иду у него на поводу?

Декабрь 2005 г. Нью-Йорк

Я всегда любил снег. Мне нравились большие снежные хлопья, лениво летящие к земле. Я любовался искрящимся хороводом снежинок в свете фонарей. Но это было там, в Питтсбурге. И казалось, что это было так давно.

В Нью-Йорке снег совсем не радовал меня. На улице было чертовски холодно, и в моей квартире тоже. Я никак не мог согреться. Это не квартира, а какой-то ледник - отопление практически не работало. Кисть выскользнула у меня из руки. Я чертыхнулся, закрыл неоконченное полотно и решил постучать соседу, узнать, как у него с отоплением. Правда, мы с ним практически не пересекались. Иногда я даже удивлялся, ест ли он вообще. Кухней парень не пользовался, ну, разве что, пару раз грел чайник. Так что, я подумал, что пришло время познакомиться поближе.

Оказалось, что парень не такой уж и фрик, как я подумал, впервые увидев его. Шон, так звали моего соседа, работал программистом в какой-то фирме, хотя мне он больше напоминал хакера. Большую часть времени, Шон работал дома. Половину его комнаты занимала разная аппаратура: компьютеры, принтеры, сканеры и еще какие-то приспособления. Очевидно, это и навело меня на мысль о хакерстве.

Мы познакомились и подружились. Не то, чтобы мы проводили все вечера вместе, но иногда я заходил к нему, отрывал от компьютера, мы пили пиво и болтали. Теперь в этом городе у меня появился хотя бы один приятель.

Шона совершенно не напрягало то, что я гей. Он знал это уже давно, потому что не услышать нас с Брайаном было невозможно.

Потом я познакомился с его друзьями, один из которых оказался художником. Правда, его картины не выставлялись в галереях. Он рисовал и раздавал друзьям, а иногда выставлял на продажу на улице. Парень абсолютно не напрягался по этому поводу, а работал художником–декоратором в одном маленьком театре и был вполне доволен жизнью. Вот только меня такая жизнь не устроила бы.

Мы болтали с ним об искусстве, и однажды, я даже показал ему свои работы. Он долго смотрел на две последние, законченные пару дней назад и вдруг спросил:

- Тебе плохо, да? Ты несчастлив! Здесь столько злости и боли!

Я не удивился его вопросу. Как правило, художник видит больше, чем обычные люди, хотя, Брайан тоже всегда понимал мою живопись, понимал то, о чем говорили мои полотна. Но Брайан – исключение из всех правил.

Да, черт подери, мне было плохо. И причиной того, стало не столько отсутствие Брайана, сколько моя неудовлетворенность, мое недовольство собой. Я торчал в этом городе уже почти год, а толку не было никакого, кроме трех проданных работ (одну из которых купил Брайан).

Поначалу, этот маленький успех подстегнул меня. Я уже видел Нью-Йорк у своих ног. Приглашения от лучших галерей выставляться у них. Но все оказалось не так радужно.

Я снова обошел несколько галерей, показывая свои работы, но снова никого не заинтересовал. Все те же вежливые улыбки и не менее вежливые отказы. Отчаяние захлестнуло меня.

И если, еще совсем недавно, я редко выбирался в клуб, расположенный недалеко от квартиры, чтобы сбросить напряжение, то последнее время, я стал там частым гостем.

Я злился на себя, на Брайана, на этот город, на весь белый свет. Зачем я здесь? Что мне нужно? Почему я уехал, а любимый мужчина отпустил меня? Порой мне казалось, что я знаю ответы на эти вопросы, что все правильно, и я должен бороться. Сдаться – значит, проиграть и потерять все.

Я готов был подставить задницу Ирвину, чтобы только вновь выставить свои работы.

Но все чаще накатывала безысходность и тоска. Я не знал, что делать. Неудачи разрушали меня. Мне хотелось бросить все и вернуться к Брайану. Он бы понял и принял. Да он был бы рад! Сколько раз я видел в его глазах эту невысказанную просьбу. Но… но что-то удерживало меня, не давало сделать этот шаг. Может быть, Судьба? Не знаю, я не мог объяснить.

А еще, я не хотел видеть Брайана, вернее, не хотел, чтобы Брайан видел меня таким.

Поэтому, когда он предложил мне билет до Питтсбурга, я категорически отказался. У меня не было сил ни с кем разговаривать, особенно с ним.

2018 г. Версаль

Джастин

Я открыл глаза, выплывая из воспоминаний, и только сейчас заметил, что сижу в темноте. На улице зажглись фонари. Я отложил дневник и подошел к окну. В этом году февраль во Франции выдался ветреным и снежным. Вот опять повалил снег. Хотя в гостиной было совсем не холодно, но мне показалось, я замерзаю, как будто воспоминания вытягивали из меня не только душу, но и тепло.