Догоняя Птицу

Сверху над крыльцом трогательно горела лампочка неровным прерывистым светом, каким некоторые лампочки горят незадолго до перегорания.

Ветер напирал с такой силой, что они не могли как следует открыть глаза и рассмотреть церковь.

Когда же они наконец спрятались с подветренной стороны, никакой церкви перед ними не оказалось, потому что повсюду был один густой непроглядный туман.

Как ревел ветер в проводах над Байдарскими воротами!

Сначала Лоте показалось, что это какой-то чудак, не боясь замерзнуть и вымокнуть до трусов, играет на флейте Шостаковича. Или несколько чудаков стоят под открытым небом и играют Шостаковича на расстроенных флейтах - бывают же расстроенные гитары и рояли, а у них - расстроенные флейты.

Она даже поискала глазами этих сумасшедших музыкантов.

Один заводит, другие подхватывают.

Но нет, то была не флейта - так воет ветер, рвущийся к морю. Один из пяти первоэлементов, хозяин воздуха, избегающий городов. Свирепый, напористый, с раздутыми щеками, как на старинных гравюрах - таким она его представляла.

- Ну что, покурим и пойдем? - улыбнулся Птица.

Полюбовавшись жалобной лампочкой и покурив на крыльце закрытого магазина, они побрели обратно.

В тот вечер Лота убедилась, что горы не зря казались ей зловещими: они приготовили настоящий сюрприз.

Дождь утих, ветер улегся, и горы курились. В природе курятся одни только вулканы, зачарованно думала Лота, а по крымским горам сползает обыкновенный туман. Но так чудно звучало из детства: "Страна дымящихся сопок". Откуда эта страна, где Лота про нее слышала? Кажется, книжка была с таким названием. Стояла на полке, рядом с другой книжкой - "От Байкала до Амура". Лота доставала обе, переворачивала страницы, но никаких сопок не находила. Только пожелтевшая хрупкая бумага с неинтересным, слишком сухим текстом. Так она и не узнала, как на самом деле выглядят сопки, и только осталось в памяти: горы курятся.

Дымящиеся сопки. Амур и Байкал.

Лота шла за Птицей и повторяла про себя эти магические слова.

Горы перестали быть всего лишь горным Крымом - и сделались Горами Вообще: Алтаем, Тянь-Шанем, Уралом.

Для человека горы символизируют простор и свободу, думала Лота, а соприкосновение с горами - путешествия и приключения. Эта мысль не имеет ничего общего с действительностью. Горы - это капкан, глухой мешок из камня, гнилых листьев и мха, заполненный дождем и туманом. Они нагоняют депрессию и клаустрофобию. Они лгут своими обманчиво близкими вершинами, перевалами и непроходимыми чащами, где тропинка играет в прятки, а нога проваливается в листья по щиколотку. Горы обостряют в человеке все чувства, но от этого не радостно, а жутко. Превращаешься в дикого зверя - втягиваешь носом воздух, пробуешь на вкус запахи, ловишь малейшие звуки чутким и недоверчивым ухом. Такая обостренная чувствительность разобщает, люди могут почувствовать друг к другу неприязнь.

Но теперь кроме гор у вокруг них только холод. Туман, и ни души кругом. Где можно такое увидеть? В далеких краях, в других, медвежьих горах - суровых и диких, где бородатые мужчины разбивают свои лагеря. Зачем бородатым мужчинам отправляться так далеко и разбивать лагеря в краю дымящихся сопок? Ответа на этот вопрос у Лоты не было. Отправляются в горы - значит, для чего-то им это нужно. Уголь ищут, полезные ископаемые, нефть. Изучают повадки животных и птиц. Они эту жизнь любят - они выбрали ее сами из множества других вариантов, которые им предлагали и от которых они отказались. Собирали рюкзаки, собирались в дорогу, не могли ответить наверняка, надолго ли уходят, вернутся ли назад. В дверях опускали глаза, чтобы не видеть другие глаза - заплаканные, умоляющие. А потом отправлялись туда, где вьючные лошади, кровососущие насекомые, пахучие звериные тропы. Поселения язычников и деревни старообрядцев. А может, им просто хорошо друг с другом? В городе не посидишь у костра, там работа, метро и глаза со слезами. А здесь реки - Амур, Иртыш, Енисей, Ангара.

Скулы сводит от этих названий.

В далеких суровых краях горы точно курятся.

Байдарские ворота остались позади вместе с Шостаковичем, и вокруг был сплошной неоглядный лес. Мокрые стволы враждебно молчали, как древние воины в засаде. Эти воины гнались за ними от самых Байдарских ворот, незаметно перебегая с места на место. Тихий лес будто ожил и зажил по-новому, а они не успели заметить, когда произошла с ним эта перемена и не знали его новых законов. В сумерках все сделалось другим. Лоте казалось, как кто-то неслышно крадется рядом - чуть левее, в стороне от дороги. Кто-то маленький, темный, горбатый - дремучая старуха в сером тулупе. Она видела ее краем глаза, когда смотрела вперед на Птицыну спину или на дорогу себе под ноги. А если скосить глаза, старуха пропадала. Потом Лота снова смотрела вперед, и она снова появлялась и семенила между стволами. Маленькая колченогая старуха в тулупе.

-Долго еще идти? - спрашивало она Птицу.

-Недолго, - уверенно отвечал он. - За поворот повернем - и пришли.

И Лота успокаивалась, как будто в его словах содержалась окончательная и абсолютная правда.