Это была черта эпохи. А может, созвездия в те дни сошлись каким-то особенным узором.
Берег, текучие отблески на воде, темные волны с фосфоресцирующей кромкой шуршали таинственно. В доброй сотне километров от плато с его белыми валунами и заколдованным лесом, у воды, на перевернутом вверх дном деревянном ящике сидела женщина средних лет, не очень красивая и, вероятно, не очень трезвая. На женщине был черный кружевной бюстгальтер и обтрепанные джинсовые шорты. Чуть больше лоску, чуть больше ухоженности - и была бы сидящая на ящике картинна, живописно вульгарна, и не было бы во всем ее облике налета маргинальности, который бросался в глаза мигом и издалека. Конечно, бросался он лишь при свете дня или в мерцании приближающихся сумерек. Сейчас же, когда сумерки граничили с темнотой, налет временно отсутствовал - до первого луча солнца, и сидящая на ящике все-таки была картинна, все-таки живописно вульгарна, более того - загадочна и притягательна.
Возле нее на корточках спиной к морю сидела девушка в белой футболке, черных брюках стрейч и белой кепке с надписью "кока-кола". На футболке изображалась птица, парящая над морем. Этот обыкновенный рисунок, как ни странно, действительно придавал девушке сходство с птицей, и сейчас в ней с трудом можно было узнать Русалку, которую Лота встретила вроде бы совсем недавно - а на самом деле давным-давно: в лагере на берегу.
-Я обошла и объехала весь Крым, - рассказывала Русалка женщине в шортах. - Обшарила все побережье, все стоянки... Я спрашивала во всех кафе на берегу - я же знаю, ты говорила, что любишь кафе не берегу. Я их совсем не люблю - это мерзкие забегаловки, к тому же дорогие. Но я все равно заходила. Заходила и спрашивала.
Неподалеку от них жгли костер. Кто-то играл на гитаре, несколько молодых голосов дружно подпевали: "Все идет по плану..." И "ну" в конце припева взлетало в темнеющее небо вместе с веселыми искорками и отблесками огня.
В отдалении на длинном и широком пляже виднелись другие костры, бряцали другие гитары и пелись другие песни.
Наступала ночь. Видны были только звезды в небе, в море - лунная дорожка, а на берегу - костры. Громада простора дышала в лицо жаром, как будто перед ними была не вода, а разогретые за день камни.
-Начала с Симеиза, - продолжала Русалка. - Потом Форос, Фиолент, Балаклава. Южное побережье. А потом кто-то сказал, что тебя видели на востоке, и я понеслась в Лисью бухту - помнишь, мы про нее говорили? Вот я и подумала... Но ты оттуда уже съехала... И вот теперь Рыбачье, и ты здесь.
-Зачем же было так настойчиво искать? - улыбнулась женщина в шортах.
-Как будто ты убегаешь от меня, - продолжала Русалка, словно не расслышав вопрос. - А я за тобой гоняюсь. А я, между прочим, придумала, как быть дальше. И искала тебя, чтобы об это сказать.
-Дальше? - удивилась женщина в шортах.- Ты думаешь о том, что будет дальше?
Она произнесла это машинально, с трудом покидая мир тревог и воспоминаний.
- А ты - нет?
-Я - нет. Для меня дальше - это завтра. Максимум - июнь. О конце каждого месяца я думаю, как правило, в двадцатых числах, - она засмеялась низким грудным смехом. - Во всяком случае, до конца июня поживу здесь, на берегу - это я точно могу сказать. Почти точно.
-А потом?
-Потом не знаю.
-Так вот: я знаю, - деловито продолжала Русалка с ударением на слове "я", как будто своей интонацией и словами женщина в шортах подала ей надежду. Деловитость была не слишком уместна в их разговоре, Русалка это чувствовала, но уже не могла держать себя в руках.
-И что же ты знаешь?
-Мы уедем отсюда раньше июня. Вместе, - продолжала Русалка.
Низкий, хрипловатый голос женщины в шортах соответствовал этому вечеру, и морю с бегущими бликами, и золотому сиянию вдали, и таинственной тьме там, где заканчивалась прибрежная галька и начинались пологие, но совершенно пустынные и дикие холмы Восточного Крыма.
А поспешные скачущие слова Русалки, почти не имеющие веса, и ее напряженный молодой голос оставляли в темном воздухе светлые спирали. Русалка догадывалась, что ни своим появлением, ни энергичными интонациями не попадает в тон медлительности, которая существовала здесь до нее.
- Я получила перевод из Москвы, - продолжала она, - у меня теперь есть деньги. Этого хватит, чтобы уехать отсюда - по-человечески, спокойно, в купе. Мы можем уйти прямо сейчас: застопим машину, доедем до Симферополя и возьмем билеты на поезд. И потом. Помнишь, я рассказывала про родителей, что они никогда не поймут и все такое. Но я тогда не сообразила, что мы сможем жить на даче. Это всего тридцать километров от Москвы! Я уже договорилась с ними. Я им звонила. Что они уступят мне дачу. Целый дом с туалетом и горячей водой. У тебя будет своя мастерская...
Русалка говорила быстро, словно боясь, что женщина в шортах ее перебьет и не поймет все так просто и сразу, как было сейчас необходимо. Или кто-нибудь посторонний, устав сидеть у костра, подойдет к ним и разрушит маленькую общую жизнь, которую Русалка предлагала вместе со своей жизнью.