-Нет, - отвечает Гита самым дружелюбным и мелодичным из всех возможных голосков. - Так, время убиваю.
-И что, много времени? - не отстает дядька.
Выглядит он мирно, опрятно, приветливо, и Гите почему-то не хочется его отшивать. Приличный костюм на нем, да и все остальное тоже очень и очень приличное, внушающее доверие, включая глаза и взгляд этих глаз.
-Времени много, а денег мало, - шутит Гита.
-А у меня наоборот: денег прорва, а времени, по-видимому, совсем не осталось.
Он улыбается вежливо, но Гите мнится, что он испуган.
-Даже не знаю, что предпочтительнее, - добавляет он, наулыбавшись и скисая.
-Предпочтительнее, - отвечает Гита, - тот вариант, который целиком со знаком плюс: то есть много денег и много времени.
Испуганный снова улыбается и снова испуганно.
-А вы, я смотрю, не отсюда, - внезапно говорит он, рассматривая Гиту.
-Так же, как и вы?
-Так же, как и я. Вы из Москвы, верно?
-Верно.
-А я из Пскова.
-Из Пскова, - повторяет Гита, бережно собирая языком разбегающиеся согласные.
-А что вы делаете одна, так далеко, такая юная и прекрасная, если не секрет? - продолжает Испуганный, рассматривая Гиту проницательным и неглупым, но усталым и словно бы затравленным взглядом.
-Не секрет. Спасаюсь от политических репрессий, - спокойно отвечает Гита, заглядывая ему в глаза.
Но стрела пролетает мимо цели. Дяденька проглатывает это известие с таким же вежливым безразличием, как если бы Гита ему сообщила, что она на каникулах или в творческой командировке.
- Я тоже в некотором роде спасаюсь.
-Тоже от политических репрессий?
-Да нет, - дядька опять сникает. - Была тут история... И вроде бы даже все закончилось, но за спиной, - он неопределенно машет рукой куда-то за спину, - пылающая Троя.
-Загадками говорите, - усмехается Гита. - За вами гонятся?
-Можно сказать и так...
Откуда-то он извлекает коньячный мерзавчик и наполняет до половины белый картонный стакан, в котором Гита не успела рассмотреть, что плескалось ранее. - Выпьем? Вам стакан, а я из горлышка.
-Я вообще-то не пью... Хотя ладно, давайте.
Они чокаются - бутылкой и стаканом - и выпивают.
-За что пьем-то?
-За успешный побег.
Испуганный смеется дробным испуганным смехом. Закуривает и протягивает сигаретную пачку Гите.
Гита достает сигарету и разминает ее не очень-то девичьим жестом. Испуганный замечает ее пассы, но не комментирует их.
-А знаете что.... - мнется он. - А давайте убегать вместе?
-Давайте, - весело соглашается Гита.
-Значит, за успешный совместный побег?
-За совместный побег! А куда бежим?
-Предлагаю для разминки прогуляться по набережной, - с неуклюжей игривостью продолжает Испуганный. - Это, так сказать, зачин. А потом куда-нибудь спрячемся - туда, где всего безопаснее.
- Помножим время на деньги?
-Вот именно. А пойдемте, например, к вам, - внезапно предлагает дядька и краснеет.
Предложение донельзя нахальное, но в выражении его глаз Гите видится нечто такое, что она понимает: он не клеит ее, не борзеет, не нахал и не съемщик зазевавшихся девочек. Возможно, пылающая Троя действительно гонится за ним по пятам. И этот разговор для него - исключение, а не правило.
-Ко мне нельзя, - сумрачно отвечает Гита.
-Почему?
-Потому что там, откуда я пришла, нищета, грязь и холод, вши и мандавошки.
-Вот как? А по виду не скажешь.
На лице Испуганного обозначается некоторое изумление, но из-за звучания самих слов, а не из-за их значения, которое он воспринял, как неудачную шутку.
- По вашему виду, вероятно, тоже скажешь далеко не все.
-Проблема знаете, в чем, - Испуганный деликатно сворачивает на другую тему. - Вы поделиться со мной своим временем, может быть, и хотите, да не можете, а я с вами моими деньгами - и хочу, и могу.
-Пожалуй, - кивнула Гита, размыслив.
Тут мужчина придвигается к ней совсем близко вместе со своим пластмассовым стулом и открывает серенький дипломат, который, оказывается, все это время стоял возле его ног, прислоненный к ножке стола.
Лучи солнца, лиственные тени и отблески падают в прямоугольную неглубокую полость вместе с Гитиным любопытным взглядом: вместилище чемоданчика, как в плохом кино, выложено пачками денег.
Гита в недоумении любуется перемигиванием солнечных лучей с зелеными бумажками по сто гринов, на которых добродушно и не от мира сего - улыбкой Моны Лизы - улыбается щекастое лицо Бенджамина Франклина, а Испуганный что-то бубнит, будто бы себе в оправдание: "Видите, как бывает". Или: "Вот так". Или даже: "Во как!" Его и самого завораживает открывшаяся картина. Гите даже кажется, что он нарочно чуть покачивает свой дипломатишко, чтобы игра лучей и поверхностей оттенялась более выразительно.
-Ни хрена себе, - комментирует Гита.
Ее возглас обескураживает Испуганного: он не содержит в себе кое-чего наиважнейшего, что в их ситуации было бы уместно и даже естественно - заинтересованности, желания присвоить себе хотя бы малую толику от общей картины.
Девичий голос бледен, тускл - как и взгляд, и выражение личика этой незнакомой барышни.