Догоняя Птицу

Птица нес за спиной Лотин ермак. Они миновали кусты ежевики на краю обрыва, полюбовались обширной долиной, расстилавшейся между горами и морем, и спокойно начали спуск по надежной, почти гладкой естественно-природной тропе, которая вот-вот должна была превратиться в знакомый Шайтан-Мердвен. Все шло как обычно. На камне возле тропинки сидели жуки-пожарники, похожие на россыпь крошечных черно-красных костяшек домино. Паук-косиножка терпеливо преодолевал прозрачный скелет прошлогоднего листа. Птица насвистывал любимую тему из The Wall. Сквозь облака пробивалось жиденькое солнце. Пахло травой и пылью. Но ступеньки под ногами с каждым шагом становились все круче, расстояние между ступеньками все увеличивалось, так что вскоре Лота с трудом нашаривала ногой следующую. Наконец спускаться стало настолько трудно, что Птица перестал насвистывать и принялся ей помогать. Он ее обогнал, повернулся к ней лицом и осторожно переставлял ее ноги поочередно с камня на камень. Лота ничего не видела перед собой, только Птицу - его волосы и очки. По волосам ползла гусеница-холстомер: она поднялась на задних лапках и застыла, уставившись на Лоту. Лота смотрела на его волосы, на холстомера, и больше ничего видеть ей не хотелось. Ей было вполне достаточно того, что она уже видела.

А потом Птица куда-то исчез вместе с очками и гусеницей. Переместился на другой уровень - чуть ниже, чтобы проверить, что же такое вдруг произошло с их тропинкой и почему она до сих пор не превратилась в Шайтан-Мердвен. Лота осталась одна и медленно, очень медленно начала догадываться, почему Чертова лестница на самом деле называется Чертовой. Она так называлась вовсе не потому, что ступени слишком отвесны. Среди кустов и деревьев, думала Лота, лестницу легко спутать с размывом, который оставляют в горах ручьи, сбегающие вниз после весеннего таяния снега. И вот один из таких размывов, природный нерукотворный спуск, на который не ступала нога ни татарина, ни караима, ни праздного любителя горных прогулок, они приняли за тропу и полезли по случайным камням, которые быстро превратились в отвесную стену.

Настоящая Чертова лестница осталась в стороне, а облапошенный команданте, заигравшись в партизанскую войну, полез в пропасть по высохшему руслу, и повлек Лоту за собой.

На самом деле Лота заподозрила его промах еще в самом начале, когда они только подходили к краю плато. Они свернули с дороги слишком рано. Шли к обрыву не по тропинке, а среди деревьев, утопая по щиколотку в сухой листве. Чуть позже возле спуска не было видно густого и обширного ежевичника, росшего в том месте, где брал начало Шайтан-Мердвен.

Это был Первый Пропущенный Знак.

Ступени незнакомой лестницы сразу показались Лоте слишком крутыми.

Это был Второй Знак.

Лота машинально отмечала про себя странные перемены ландшафта и вяло удивлялась тому, что картинка в ее голове перестала совпадать с действительностью, но все равно послушно шла вниз. Потому что она доверяла Птице. Пожалуй, никогда, ни до, ни после никому так не доверяла. С Чертовой лестницей произошла внезапная и необратимая перемена, вот и все. Собака не удивляется, когда хозяин высаживает ее из машины, последний раз гладит между ушами теплой ладонью, нажимает на газ и уезжает. И собака остается одна на зимней улице. Доверчивое недоумение. Снег ложится за ушами в том месте, где все еще хранится тепло хозяйской ладони. А потом - из удаленных уголков мозга, сонных и равнодушных, запертых льдом - явилось предчувствие. Это предчувствие явилось издалека и зашептало Лоте в ухо обмороженным ртом, что они ввязались во что-то крайне опасное. Что ни разу в жизни ей не приходилось переживать такую опасность. И предчувствие не ошиблось - это выяснилось очень скоро. Но Лота упорно верила, что они вот-вот выйдут на верный путь. Просто нужно спуститься чуть-чуть ниже - туда, где исчез Птица, и очень скоро, всего через десяток метров начнется правильная тропа. Ноги вслепую нащупывали следующую ступеньку, еще один скользкий упрямый камень, который, наверное, сам недоумевал, удивляясь тому, что на него наступает чья-то несмелая нога.

Но дальше ступеньки заканчивались.

Склон сделался окончательно отвесным, только кое-где торчали жалкие каменные выступы и росли чахлые деревца.

Лотина правая нога соскользнула и поехала. Чтобы удержаться, она сунула руку в каменную расщелину и кое-как уцепилась за ее край. Левая нога неловко извернулась, встала боком, уперлась в стену и застряла.

В этот миг Лота посмотрела вниз.

* * *

Живя у лесников, она часто ходила посидеть на камне среди тюльпанов и маков, и, устроившись на краю обрыва, созерцала Южный берег Крыма.

Когда долго смотришь вниз, на глаза наворачиваются слезы. Становится трудно дышать, даже рот открывается от изумления и восторга. И вот Лота каждый день проливала слезы и умилялась, открыв рот - так широк и прозрачен был простор. Вся печаль земли собралась в этом пространстве между горами и морем, все страдания и вся радость.