Прячась внизу, под водой, девушка целиком отдалась ощущению легкости и свободы, словно тяготы ее пути оставили тело, и оно научилось летать. В ушах отдавалось биение пульса, — Амари не слушала ни плач сердца, ни голос совести, ни упрямых капризов бросить все и исчезнуть. Только бивший в голову такт. Она держалась до тех пор, пока легкие не вспыхнули огнем от потребности глотнуть воздуха, и вынырнула, всколыхнув тишину ночи.
С пирса на Амари смотрел Лирой, удивив ее несколько неожиданной встречей.
— Порой мне кажется, что я могу отыскать тебя всюду, — усмехнулся он с примесью горечи.
Увидев, как Лирой снимает через голову сорочку, Амари отвернулась. Он вошел в реку, но приблизиться к девушке не спешил. Изможденные чувствами страха, обнаженные, они стояли в отражении неба со звездами и долго молчали, глядя в разные стороны.
Девушка сдалась первой.
Под властью притяжения, имевшего название, но название всячески отрицаемого Амари, она прижалась к Лирою, обняв его со спины, и крепко сомкнула руки на его талии. Ощущение теплого тела поселило в душе чувство уюта.
Ее нежность пробудила в Лирое желание рассказать свою жизнь со всеми грехами и слабостями против соблазнов, без попыток солгать, как на исповеди.
— Когда я впервые добрался до логова, я был одинок. Я не знал вампирских устоев, их правил, обрядов и быта. Оберон взял меня под свое крыло, и тогда я считал день нашего знакомства лучшим днем моей жизни. Мы быстро стали друзьями, но чем дольше длилась дружба, тем все более извращенную форму она принимала. Оберон все настойчивее заявлял на меня свои права, в какой-то момент я стал его собственностью. А ведь я даже не был
— Мне так жаль.
— Знаю.
— Он спас меня.
— И я ему бесконечно благодарен за это.
Лирой развернулся лицом к Амари, бережно взяв ее руки в свои, и обратил на девушку взгляд, проникнутый совершенно трогательной симпатией и беспокойством.
— Амари, когда я нашел тебя в лесу без сознания, то на миг подумал, что потерял навсегда, и это был самый мучительный миг моей жизни.
— Было бы грустно потерять такого друга, как я, — скрывая легкой иронией то, как от его признания сердце забилось сильнее, Амари напомнила об установленной между ними дистанции.
— Верный друг — это большая удача, — Лирой склонил к ней лицо, бесповоротно разрушая намеченным ими границы, вопреки словам.
Они находились так близко и дышали одним воздухом. Вся трепеща перед ним, точно сияние луны на воде, Амари не могла больше сопротивляться чувствам.
— Выходит, познать настоящую дружбу — счастье, — она раскрыла свои губы навстречу его.
— Согласен, — Лирой обхватил девушку и поцеловал, не оставляя больше ни секунды для сомнений.
Как одержимые, они предавались наслаждению взаимной любви. Этот поцелуй был таким сладостным и пьянящим, что сопутствующая ему горечь становилась Амари еще более отвратительной от знания того, что ей с Лироем придется расстаться.
Наконец, настал тот самый день, который Амари предвкушала с первой минуты прибытия в Иристэд. О том, что он настал именно сегодня, девушка поняла сразу же, как только с высоты ратуши заметила тянущуюся из-за горизонта темную ленту походной колонны; в четвертом часу ворота Иристэда пересекли солдаты верхом на лошадях. Легкие доспехи прибывшей вереницы украшали красные гербы Аклэртона, и, хотя никто из всадников не имел особых знаков отличия, Амари знала: среди них едет агент императора — Годард де Рокар.
Делегация остановилась в чертогах бургомистра и была тепло принята со всеми почестями, полагающимися знатным путникам, преодолевшим сложную дорогу из Атроса от порога самого императора. До захода солнца Амари пристально следила за павильонами дворца в ожидании наступления сумерек. От одной мысли о неограниченных возможностях подобраться к агенту, ее охватывал профессиональный азарт. Все зависело от того, как решит повести себя Годард: укроется в защищенных гвардией стенах или не стерпит компании бургомистра и отправится в город — ни что из этого не ставило препятствий Амари на пути к цели. Однако с наступлением темноты Годард де Рокар таки сбросил с себя имперские гербы и покинул дворец в сопровождении двух крепких воинов. Тут-то Амари и оживилась.
Выбирая улицы, где ночь сгущалась в самую беспросветную тьму, Годард тенью проскочил в кабак «Тро́мэри» — не самое престижное заведение, но от того, кто стремился к предельной анонимности, иного ожидать и не следовало. Выбор Годарда был Амари совершенно понятен, и даже принят с большой радостью; девушка призраком скользнула вслед за агентом, заняв удобную для слежки позицию.