Догонялки

Дрючок осторожно скользит по её лицу, оставляя на коже пряные пахучие жирные следы церковного масла. Носик у неё… несколько великоват. Такая носопырка в холодном климате… можно отморозить. Но смотрится вполне. Кончик палки медленно, чуть касаясь, очерчивает её скулы и, опустившись под подбородок, начинает давить вверх. Её лицо поднимается, запрокидывается. Ещё дальше. До допустимого для этого юного женского тела предела.

— Ты чувствуешь положение своего тела?

— Да, господин.

— Молодчина. Хорошая, послушная девочка. Теперь запомни. Каждый мускул. Замри так.

Человеческое тело — оружие. Сильное, выносливое, тренированное тело — оружие против врагов. Слабое — против самого себя. Наказания вида привязывания в различные станки активно применялось, например, в российской армии в 18 веке. «Посадить в рогатки» — для крепостных уже и в веке 19. Фиксация, полный покой — мучительны для человека.

Тремор покоя — нормальное состояние здорового тела. Если вы не мастер спорта по пулевой стрельбы, то ваши мышцы непрерывно отрабатывают цикл сокращение-расслабление, и тело чуть колеблется. Лишить человеческое тело этой возможности — обречь на муки — неподвижные, зафиксированные мышцы начинают затекать, болеть. Я это уже здесь, в подземельях Степаниды свет Слудовны, сам проходил.

Но, кроме вязок ременных, у человека есть ещё путы страха. Собственная душа, которая заставляет мучиться собственное тело. Девочка идёт к балансу страхов: страха меня, боли от моего наказания, страха себя, боли от собственных мышц. Как выходили на баланс электрических потенциалов из-за двух конфликтующих законов робототехники азимовские роботы на Меркурии.

Я не собираюсь доводить девочку до боли, судорог, обморока, но некоторые ощущения, связанные с приливом крови в некоторые места… О! Таки — уже! То она была вся такая мокрая и холодная. А теперь — и высохла, и согрелась и, даже, на верхней губе капельки пота появились. И сам я… не то, чтобы вспотел, но уже вполне согрелся. Аж жарко стало. Так что я там хотел насчёт умно-абстрактного?

— Эта икона у меня за спиной… Это что?

Судорожный всхлип. Немедленное колебательное выравнивание покачнувшегося тела, плечи сильнее отводятся назад, бёдра и соски — вперёд… Блин! Ну! Давай же хоть про какую-нибудь абстракцию! Быстро!

— Это батюшкина сокрытая икона. Называется — перво-Лукинишна.

Лучше я, пожалуй, от девушки отвернусь, а на богоматерь с младенцем посмотрю. Точно — успокаивает и умиротворяет. Очень юная женщина с удивительно счастливой улыбкой склоняется над новорождённым младенцем. А ведь я её видел… И даже помню где… Не эту — сильно побольше. Но… точно такую же. По рисунку, по манере. По лицу изображённой женщины.

— Расскажи.

— Папенька был прислужником у одного очень святого человека. В монастыре в Каппадокии. Однажды папенька зашёл в келью к этому человеку, а тот умер. Папенька обыскал его вещи, нашёл эту икону и унёс её под одеждой. Другие монахи её искали, но не нашли. Потом папеньку прогнали на Русь, потом поставили на этот приход. Он никому её не показывал. Он говорил, что цена этой иконе — целое царство, но если кто её увидит, то икону отберут, а нас убьют. Поэтому он её сокрытой хранил. В том ящике спрятанной. Открывать не дозволял. Он сказал, что перед ней молиться можно, если уже ничего не помогло. Потому как она: «Исполнение».

— «Исполнение» — чего?

— Всего. Желаемого. Благовещения божьего, ожидания Богородицы, предсказанного Спасителя… Всего.

— А что ещё про неё знаешь? Название странное — «перво-Лукинишна».

— В Святой Земле во времена пришествия Иисуса Христа жил святой человек по имени Лука. Он, хоть и был из Антиохии, но хорошо знал и деву Марию, и обручника её Иосифа Плотника, и детей их. Бывал он со Святым Семейством во многих делах их. Например, при введении Иисуса в храм. Будучи греком, а не иудеем, которым изображения людей запрещены, нарисовал он множество икон с Богородицей, а первой — вот эту. Дева Мария, поглядевши на это изображение, его одобрила. После-то Лука и иные её изображения делал. Большие. Они — в миру почитаемы, иконы чудотворные. Во многих славных храмах висят. А вот эта — маленькая. Потому что — первая, потому что Лука не знал — понравится ли, получится ли у него изобразить Богородицу. Потому-то у неё на иконе и улыбка счастливая. Других-то почитаемых икон, где она счастлива — нет. Только вот когда сыночка в первый раз в руки взяла. А Лука увидел и запомнил.

Эх, девочка, я ведь бывал в храме Рождества Христова в Вифлееме. Видел эту икону. Не вот эту именно — такую же, но — побольше. Чудотворную Вифлеемскую. Единственную, на которой юная мать счастливо улыбается над своим младенцем.