Догонялки

Вот ещё одна «святорусская загадка». Кирпичи на Руси делали в нескольких местах. Эти центры кирпичного производства запускались в разное время, под разными правителями, для разных целей. Но есть общая закономерность: в каждом таком промышленном центре первый, самый древний кирпич — около 38 сантиметров длиной, а последний, после, примерно, полутораста лет функционирования любого такого центра — около 27 сантиметров. Соответственно менялась и ширина, но не толщина. Почему «святорусский» кирпич всегда вот так эволюционирует — никто не знает.

Я, по простоте душевной, полагаю здесь проявление более общей закономерности, отмеченной ещё Гоголем:

— Что там в России?

— Да всё воруют.

Заказ кирпичей в «Святой Руси», как и в моей России, шёл тысячами штук. Поэтому мастера, устанавливая цены «по старине, как с дедов-прадедов повелось», потихоньку уменьшали размер изделия. Следуя примеру своих же правителей: русские князья в эту эпоху постоянно «портили серебро» — подмешивая в основную платёжную единицу — куну — медь, олово и свинец. «Каков поп — таков и приход» — русская народная мудрость. Пока правители в деньгах обманывают — народ… кирпичи укорачивает. Такое вот наглядное, «кирпичное», выражение понятия «инфляция».

Потом пошла, наконец-то, загрузка в печку уже для дела. Первый ряд укладывается концами на перемычки, на ребро, поперёк перемычек, второй плашмя и поперёк первого. И так далее. Всего, судя по высоте, до которой мы внешние стенки довели, должно быть рядов 12. В ряду — примерно 450 штук. Причём первый будет явный брак. Кирпич-сырец… Он же сырой. Он под нагрузкой изгибается. И самый верхний ряд — он лежит на предпоследнем, который тоже укладывается плотно, как крыша. Соответственно — не пропечётся. Плюс, подозреваю, и вторые ряды. Второй снизу и второй сверху. Плюс естественный бой, бой при транспортировке, брак при изготовлении смеси и при сушке, температурные перекосы… Как бы у меня тут половина продукции не оказалось бракованной…

Может, я чего не так делаю, может чего подправить можно… Весь испереживался.

Да, кстати, помниться я как-то сильно грустил, что нечем померить температуру под тысячу градусов, которая должна быть при обжиге кирпича? Сделал я термометр высокотемпературный. Ни у одного попаданца не встречал, а я вот додумался! Прокуй по моей команде посадил на штырь две полосы металла: кованного железа и меди. Вот этим, общим концом со штырём, прибор сквозь стенку печки я и вмазал. А свободные концы снаружи оставил. Прикол в том, что при нагреве медь и железо расширяются по-разному. Разница — примерно 6 микрометров на градус цельсия. По медяшке — насечку сделали, в полмиллиметра деления, примерно. Медяшка при нагреве растёт, а железка — отстаёт. Разница в полсотни градусов… если присмотреться — видна на глаз. Теперь бы протарифицировать этот… прибор. Типа: какая рисочка должна быть, чтобы — «всё у нас хорошо». Печка должна отрабатывать два основных режима. Сначала — прогрев, водичка испаряется, градусов 300–350. Потом кирпич жарится, надо держать градусов 900–950.

Как известно, самый вкусный шашлык делается под лёгким, моросящим дождём. Вы не знали? Так поверьте старому шашлычнику.

«Сколько я нарезал, сколько замочил
У мангалов разных сколько насадил…».

А у меня тут — водяная пыль со всех сторон. Жарим кирпичи в надежде на достижение «тонкого, изысканного вкуса»…

Цикл работы такой печки 10–15 дней. Три дня греем, повышая температуру, потом неделю ждём — пока остынет.

Но ждать мне не дали — пришли Аким с Яковом. О, дед уже и к длительным пешим прогулкам гож стал!

Жилята, углядев старшего, кинулся плакаться:

— Вот, сыночек ваш, бестолочь плешивая, всё не по-людски делает… добрых людей не слушает, только добро переводит… смердов-то попусту мучает… сам малой, ума-то ещё нет, а гонору-то…

Аким поглядел, послушал, похмыкал и выразился по-семейному:

— Яша, дай дурню в морду.

А когда битый Жилята вылез под общим присмотром из очередной лужи, объяснил:

— Ежели всякое мурло смердячее будет сына боярского в его же земле ругать да поносными словами называть, то никого порядка не будет. А будет в людях смущение и неустроенность.

Если мне удалось «нормализовать» Жиляту только с третьего раза, то Акиму он начал кланяться с одного. И больше — не выступал. Ну, понятно: Аким — «муж добрый». И годами, и бородой, и вообще: «знаменитый сотник славных смоленских стрелков». Аким только бородёнкой дёрнет, а все вокруг уже внимают и прислушиваются. Факеншит! Когда же я вырасту?!

Но Аким, отозвав меня в сторону, убил наповал:

— Людей надо отпускать по домам. Вот-вот гуси-лебеди полетят.

Я, естественно, сначала решил встать на дыбы:

— А что нам всякие гуси-лебеди? Отобьёмся.

Но озвучить не успел, а подумавши малость, под внимательными взглядами родителя-благодетеля и слуги его верного, поклонился им в пояс да сказал:

— Спасибо тебе, батюшка, за поучение, за совет да заботу.