Догонялки

Мотив сохранения своей собственности, своего скота, своих рабов и рабынь, типичный, постоянный, составляющий обязательный элемент повседневной деятельности великого множества людей, племён, государств в продолжение тысячелетий, практически отсутствует в художественной литературе. И наоборот: мотив весьма редкий, встречающийся в жизни человека единственный раз, да и то весьма не у каждого, мотив спасения возлюбленной — наполняет собой огромное количество страниц, песен, кинолент…

Для меня, выросшего при социализме с его «общенародной» собственностью, и пережившего становление российского «дикого» капитализма, ощущение: «Это — моё. Моё — надо защищать» — очень острое. Жизнь научила. Там ещё, на рубеже второго и третьего тысячелетия.

За «просто женщиной» в той жизни я бы в такую авантюру не полез: равноправие, демократия, эмансипация… «Кто тебе дал право её освобождать? Как ты посмел принять решение без предварительного согласования со всеми заинтересованными дееспособными лицами и компетентными органами?». Правовое поле, цивилизованное государство, уровень достаточной самообороны… Позвоните в полицию, вызовите пожарников… Да ну их, сами разберутся… А вот здесь свою личную овечку, пусть и двуногую… кроме меня — выручать некому.

По обычаю своему, немало обдумывал я это дело и кое-какие пользы в нём углядел. Не единожды применял я и «ловлю дураков на голую бабу», и лодейку особую изделал, дабы по рекам быстро бегать да с татей речных взыскивать.

Примечал — как своё сохранить, как чужое забрать. Да и просто скажу: когда в Бряхимовском бое повалил на нас супостат, когда закричали все: «Мордва!

Мордва!» да назад подалися, то я, сдуру конечно, вспомянув об этом деле, о победе своей лёгкой да о после того ласках жарких, со всеми-то назад не успел, впереди строя оказался. А уж потом — только и оставалося головусвою — уберечь да в других делах умения полученные — употребить.

Дальше пошла рутина обычной сельской жизни. Один из «печных дедков» помер, а двое слегли по болезни — на НКЗ требуется пополнение личного состава.

Светана не дала Фангу: «чудище лесное, а туда же лезет!». Тот, следуя своим велесо-голядским нормативам «приличного поведения в отношениях с дамой», отделал её так, что она три дня лежала — на кухне «минус один».

Домна мне всё про это высказала — «по-натащил с лесу нехристей!» — и сгоряча разругалась со своим Хохряковичем. Естественно — «вся на нервах» — обварила себе ногу. Ничего принципиально нового — смотри «Законы миссис Паркинсон». На кухне — «минус два».

С утра я обнаружил перед крыльцом стоящего на коленях «горниста»: выгнанный Домной из общей постели Хохрякович собрал молодёжь, включая уже и старшего из «мусорных кучев», и устроил «бордельеро» с бывшей Кудряшковой жёнкой в качестве главного инструмента. «Инструмент» несколько пострадал, исполнять основные производственный обязанности по кухне — временно не может. «Минус три».

Прав был Наполеон: «Проститутки — это необходимость. Иначе мужчины набрасывались бы на порядочных женщин на улицах».

Надо вводить специализацию. А то мы тут постоянно голодными ходить будем. Община — растёт, отношения между людьми ещё не устоявшиеся, проблемы будут продолжаться. А пока… удваиваем норму выработки. С учётом улучшения качества питания. Сами понимаете: гусино-лебединые потрошка три раза в день уже неделю. Меньшак возмущается:

— Мясо — есть, мёду — дают. А девки где? Хоть за двенадцать вёрст к своей законной беги.

Я его понимаю, но пока нечем помочь не могу. Терпи дядя, накапливай… «семенной фонд». Во встроенных ёмкостях.

Жердяй с хлебом пришёл. Порадовал. И что — пришёл, и что — вовремя. И новостью: его общество в старосты «на постоянно» выбрало. Так что, «отрубаться» и «хуториться» он пока погодит. И он порадовался: дебил его, вроде, нормальнее становится. В чем причина — не знаю. То ли — на него так травки от Мараны подействовали, то ли — размеренный образ жизни с монотонным однообразным трудом на одном месте — в кузне. Некоторых это успокаивает. А может — большие дозы общения с Любавой.

Любава опять на меня обижается:

— Вот, за своей черномазой гречанкой ты по всей реке бегал, головой рисковал, а ко мне и зайти-глянуть времени нет.