Договор-2008

Сейчас внимание в основном уделяется договоренностям, которые происходят за непроницаемой Кремлевской стеной (я не знаю, какие договоренности там происходят, и происходят ли). Аналитики отслеживают, произойдет ли договоренность между оппозиционными политиками на одном фланге, на другом фланге, между флангами. Тут мы с вами знаем немного больше, но мне кажется, что все равно это не главный процесс того политического цикла, который открывается в России. Почему? Два соображения.

Соображение первое. Очень многие люди имеют опыт применения моего любимого закона «О защите прав потребителей». Но выборы холодильника отличаются от выбора президента одним существенным обстоятельством. Человек, выбравший холодильник, имеет право на возврат, замену и соразмерное уменьшение цены. С президентом не так. При этом я осмелюсь утверждать, что не четыре года продолжительность этого политического цикла, а, скорее всего, восемь. Обратите внимание, что уже дважды мы пережили двойной президентский цикл (ну, практически пережили), и мне это не кажется случайным.

Дело в том, что экономисты, которые исследовали такое явление, как заключение контрактов через периодическое проведение торгов, открыли явление, которое Оливер Уильямсон назвал «фундаментальная трансформация». Вроде бы свободный конкурс, но почему-то в целом ряде случаев побеждает именно тот, кто и раньше имел этот самый подряд. Уильямсон полагает, что дело в специфических активах, человеческих и не только человеческих. Но мы с вами легко можем представить жизненную аналогию. Если вы лечите зубы и не очень довольны своим зубным врачом, то я знаю, что вас сдерживает от смены зубного врача. Что вам скажет зубной врач, к которому вы придете? Он вам скажет: «Кто же вас так лечил?! Вы что, сами себе пломбы ставили?!» Поэтому иногда запретительно высокие издержки — сменить зубного врача.

Можно говорить и о более операциональных измерениях. Один из экономистов, нобелевский лауреат Джон Харшани сформулировал принцип максимина: при стремлении уклониться от риска люди выбирают не между лучшими альтернативами, а сравнивают худшие альтернативы и выбирают лучшие из худших. По-русски это называется «выбрать меньшее зло». Поскольку все неопределенно, правила не очень публичные, не очень устойчивые, то, может быть, правильнее выбрать того, кто уже не совершил слишком больших, вредоносных изменений в обществе, в экономике, в жизни.

Поэтому я полагаю, что речь идет о периоде, конец которого сейчас отстоит от нас с вами практически на 10 лет. А это большой период. Это означает, что нынешние школьники уже перестанут быть школьниками, нынешние студенты перестанут быть студентами, нынешние министры перестанут быть министрами. Я даже сделаю очень смелое предположение, не исключено, что даже господин Сурков за это время оставит свое место. И любые личные договоренности, заключенные перед этим периодом, выдохнуться, потеряют смысл.

Мы вообще-то видели, как это происходило на протяжении предыдущих двойных президентских циклов. Вначале кажется, что все определяется личными договоренностями, а потом они куда-то уходят, потому что начинает действовать принцип, который я бы назвал принципом Ходжи Насреддина. Помните, когда Ходжа перед лицом эмира взялся за 10 лет научить читать ишака и вполне смело нес на себе эту обязанность, потому что считал, что за 10 лет кто-нибудь да помрет — или эмир, или ишак, или Ходжа. Поэтому здесь принцип личной договоренности уже не играет такой роли.

А что же начинает играть роль, когда мы заглядываем в достаточно длительный, почти десятилетний период развития? Вообще-то, могут быть субъекты, которые сильно влияют на долгосрочные стратегии. Они могут появляться из разных сфер. В каких-то случаях это сильные устойчивые сообщества. Мне рассказывали про швейцарское местное сообщество, которое занималось планированием своей жизни на 30–50 лет и за этот период рассчитывало выйти с местными ремесленными изделиями на китайские рынки. Это вполне реально, потому что предыдущая многолетняя программа в целом сообществом была выполнена.

Таким субъектом могут быть собственники. Потому что собственность, передаваемая по наследству, позволяет думать об активах как своих даже за пределами собственной жизни, потому что будут дети, внуки, тем более, когда речь идет о крупных собственниках, у которых в руках значительный рычаг воздействия на развитие.

Наконец, в очень редких случаях о долгом периоде может думать власть, когда эта власть наследственная. Думаю, что "стыдливый монархизм" наших сограждан, которые, в основном, были согласны на третий срок президента Путина, примерно с этим и связан. Потому что потом бы стали поглядывать на четвертый-пятый срок, на то, что у Президента две дочери, и вроде бы эта власть должна подумать о том, что будет и с нашими внуками.