Мать сглотнула. Морщинки на лбу и вокруг глаз углубились. Девушка рассматривала родные черты и невольно подмечала, как время брало свое. Матери было за пятьдесят. Красота больше в ней не читалась. Только усталость и печаль. Мимика под них подстраивалась и очерчивала тонкими линиями непростую судьбу. Лицо буквально выдавало ее несчастье. В груди снова что-то сжалось. И жалость, и нечто новое. Незнакомый ранее страх стать такой же, превратиться когда-нибудь в мать, с отпечатком тяжелой жизни на коже.
Отвлек поставленный перед ней стакан с оранжевой жидкостью. Девушка поухаживала за матерью, налила ей чай и придвинула макаруны поближе. Женщина не торопилась их брать, хотя взгляд опустила.
— Я нашла документы в шкафу, — начала Карина и словила испуганные глаза, буквально наполненные ужасом, сглотнула и продолжила. — У вас была еще одна дочь?
Мать закрыла ладонью рот и медленно вдыхала носом воздух, а глаза уже слезились и извинялись. Карина напряглась. Сухость в горле запила соком. Кислая сладость защипала слегка. Она кашлянула для прочистки.
— Как она умерла? И почему… в мой день рождения?
Девушка не отводила взгляда, боясь потерять мамины глаза. Пока они смотрели строго прямо, застыли в шоке. За ними зрела паника, но мать молчала и сильно вжимала ладонь в челюсть. Слезы текли беззвучно. Карина взяла мать за свободную руку.
— Мам, не бойся, если что, я не буду никому рассказывать. Ни Полине, ни отцу. Просто хочу знать сама.
Та не могла ничего сказать, пока не выплакалась. Чай подостыл. Карина в ожидании успела допить сок, заказать вина и опустошить бокал. Налила и матери, но не торопила. Спокойно смотрела на то, как она тихо плачет, почти стукаясь лбом о стол. Ладонь так и не убрала со рта, боялась разрыдаться. Только сипела громко.
— Конечно, всегда наступает такой момент, когда пора узнать, — сказала мать отвлеченно, выпив бокал залпом.
Карина поспешила наполнить его до краев и себе подлила. Сердце в предвкушении заколотилось. Она заговорщически огляделась вокруг, словно кто-то мог подслушивать, и уперлась грудью в стол, сложив руки перед собой. Мать набрала вместе с воздухом смелости и начала рассказывать.
— Да, у нас была дочь. Милочка, — она прижала кулаком губы, чтобы опять не разреветься и отвела пластмассовый взгляд в сторону. — Умница была, и красавица, и сама доброта. Мы ее так любили.
Пока мать боролась с болью и рыданиями, Карина усмиряла обиду. В голове крутились мысли: «Ну, конечно. Все, кроме меня, удались». Вино прижгло эту язву.
— Когда ей было двенадцать, я подрабатывала уборщицей у одних богачей, — мать посмотрела на Карину со стыдом, стало неловко. — И Милу с собой брала помогать. А у них сын был, шестнадцатилетний подросток. Дома постоянно ошивался, в игры эти компьютерные баловался, когда мы приходили.
Женщина проглотила очередной всхлип вместе с красным сухим и выдохнула резко, морщась.
— В общем, он ее растлил. А она забеременела. У нее только-только месячные начались, — мать опять зарыдала и опять долго успокаивалась.
Карина уже догадывалась, к чему это все привело, и закрыла глаза, чтобы разложить историю на маленькие элементы — так легче было переваривать.
Женщина сморкалась в салфетки и перекрещивалась, а девушка дышала медленно, но каждый раз на полную грудь.
— Мы узнали только, когда у нее живот вырос. Отец взбесился, конечно. Устроил этим богачам скандал, — зеленые глаза жалели о чем-то, что Карина не могла до конца понять, но эта жалость ее облепляла, как слизь. — Хотел… тогда еще… в милицию заявление писать. Но они откупились. Квартиру нам подарили. Новую трешку в хорошем районе. А мы, дураки, согласились сначала… Представляешь, мы едва концы с концами, а тут… целая квартира, бог весть, сколько стоила…
Карина нахмурилась, уже не обращала внимания на материнские слезы, мотала головой, торопила ее жестами.
— А потом у нее роды преждевременно начались. На восьмом месяце где-то. Она этого не пережила. Хорошо хоть тебя успели спасти.
Мать крепко сжала руку Карины и приложилась губами. Теплые слезы стекали на ладонь. Девушка не понимала, что чувствует. Пока ничего. Да, билось сердце, да, сквозила душа, да болела грудь. Но все неосознанно.
— Мы квартиру этим… вернули от греха подальше. Решили, что тебе знать об этом не следует. Все равно папаня твой настоящий через год разбился насмерть. Говорят, пил беспробудно.
Карина плеснула в бокал вина и выпила сразу. Повторила так пару раз, пока в желудке не зажгло. Больше от боли, чем от алкоголя. Мать теперь искала ее взгляд.
— Поэтому Толя так ревностно относится к твоему… поведению. И внешнему виду. И Трунову тоже. Он все боялся, что… повторится. Хотел вас с Полей оградить от такого, поэтому был так… строг. Ты прости нас, дураков. Пожалуйста, — мать опять засипела, губы растянулись кривой дугой, щеки блестели стыдом и болью. — Прости, Карочка. Знаю, ты ни при чем… Но нам… тоже… было тяжело. Было очень тяжело это пережить. А ты нам стала пожизненным упреком…