Она взглянула на цифры в телефоне, которые показывали время, не сразу осознав их значение. Просто было важно, что еще не семь, Полина с Зайкиным пока не встретились.
– Хорошо. Говори. Я слушаю.
Карина вздохнула, посмотрев ему в лицо. Когда-то думала, что любила это лицо, а теперь от него тошнило. Столько зла потратила впустую. И душевных сил. А сейчас отпустило, словно снесло невидимой ударной волной или выжгло кислотой без остатка. Простить – не простила. Скорее, перестала обижаться, потому что больше не придавала этому значение.
Хвойные глаза глянули виновато, все еще исподлобья и сделали быстрый круг. Рот сплющился до черной полоски. Под распахнутой курткой грудь расширилась на вдохе и медленно сдулась.
– Только выслушай до конца, пожалуйста.
Карина внутри противилась, но согласилась и кивнула. Она заранее плевала на все, что он собирался сказать, знала, что ничего нового не услышит, понимала, что говорить им уже не о чем. А молчать тем более.
– Кар, я ни к одному человеку так не относился, – их взгляды уперлись друг в друга: парень смотрел с сожалением, девушка – с недоверием. – И мне кажется, что я уже никого не смогу так полюбить. Ты мне запала в душу, я сам не знаю, почему, – он протер ладонью лицо. – То есть… знаю. Ты простая… и красивая… хоть и не самая, но… человечная… Мне этого, оказывается, не хватало. С тобой можно не быть крутым. Перед тобой даже унижаться не страшно.
Он сделал шаг в сторону, положив руки на пояс, и пнул маленький камень под колеса рядом припаркованной машины. Карина вслушивалась в его молчание. Сердце слегка подтаяло, не ожидало такого признания, но разум четко знал, что ничего уже не изменится.
– Кар, я от всего готов отказаться, только не от тебя, – хвойный взгляд вернулся к ней с уверенностью. – Я, действительно, тебя люблю, веришь ты или нет. И да, я наделал кучу ошибок, но это по дурости. Ты не представляешь, как я себя за это ненавижу.
Голос его тонко треснул. Девушка на вздохе опустила глаза. Не хотела проникаться его болью, ведь он ее никогда не проникался.
– Скажи честно, ты любишь меня? – спросил Трунов, сделав шаг вперед.
– Нет, – слетело с языка, словно стрела сорвалась.
Карина почувствовала облегчение, глубокое и чистое, будто из нее выкачали весь яд, которым долгие годы травили. Парень медленно менялся в лице. Отчаяние и гнев, как тень, наступали, а когда захватили и глаза, высыпались пеплом. Кулаки крепко сжались, будто разламывали внутри что-то.
– Другого, значит, любишь? Этого клоуна Зайкина, что ли? – хвойные глаза смотрели с опаской, нос морщился.
Вихревые мысли в ее голове вдруг превратились в штиль. Взгляд устремился в небо, которое к вечеру становилось низким и больным. Солнце закатывалось за горизонт. Красная плесень съедала небосвод снизу. Синие глаза улыбались поверх всего.
– С чего ты взял? – пробормотала девушка спустя долгую паузу.
– Я видел, как ты на него смотрела на вечеринке, – Трунов резко мотнул головой вниз и вбок, будто сплюнуть хотел. – З-з-зайкин, ублюдок!
– Блин… Действительно, – ответила она коротко – констатировала себе факт, который пока не осмыслила.
Карина сама еще так не формулировала собственные чувства. Они плавали хаотичным облаком: просто желание, просто ревность, просто приятность, а после его вопроса собрались в стройный образ, идеально вписавшись в душу.
– Ты серьезно?! Он же фрик!
Мысли снова забегали, как насекомые, щекоча лапками нервы. «Смирись, – насмехался рассудок. – Ты влюбилась. В Зайкина. И сегодня он переспит с твоей сестрой. По твоей же просьбе. А сама ты проснулась с похотливым преподавателем этим утром. И творишь непонятно что».
Она двинулась дальше, к тротуару. Трунов рванул за ней и притянул к себе за локоть. Цитрусово-кедровый запах вызывал тошноту, а кожа – отторжение. Она оттолкнула его и вскрикнула:
– Хватит меня дергать! Мне противно.
Парень опешил и отшагнул на целый метр, подняв руки. Хвостик на макушке закачался вверх-вниз в такт движениям головы, зубы заскрежетали.
– Кар, ну, не может быть. Ты и Зайкин? Смешно же! Тебе самой-то не стремно?
– А что здесь стремного? – она спросила совсем как Зайкин, с детским недоумением, и посмотрела Трунову в глаза открыто и прямо.
Ей наоборот казалось, что это она стремная. Зажатая, скучная, вечно недовольная, на всех обиженная, беспрестанно раздраженная, она бесила даже сама себя. А Зайкин был весь такой свободный, легкий, популярный и душевный, полная ее противоположность.
– Да все! Он же весь несерьезный. Разве тебе нужен такой лох, как он?
– Мне не нужен такой мудак, как ты, – ответила девушка твердо.
Квадратное лицо размякло, брови хмурились, а во взгляде дрожала боль.
– Я просто не понимал, почему у тебя не было выбора тогда. Для меня он был, – парень набрал воздуха в легкие. – Наверное, мы друг друга никогда не поймем. Прости меня, Кар. Пожалуйста.
Карина тоже вздохнула. Смягчилась, расслабилась. Раздражение прошло. Она чувствовала, что он говорил ровно то, что думал. Наконец, измученная душа его отпустила.