Договориться с народом. Избранное (сборник)

Так почему же в современной России снова больше чтят Гоголя как примирителя и религиозного писателя, проповедника духовно-нравственных ценностей, а не как обличителя язв николаевской России? Потому что сегодня ситуация cложилась во многом схожая с той, что была до Октябрьской революции. Снова в России стали необычайно острыми противоречия между богатыми и бедными, между либералами-западниками у власти и большинством народа. И либералам снова понадобился примиритель, чтобы хотя бы оттянуть момент неизбежного их позорного конца. Они в силу традиции Гоголя продолжают почитать не как художника, а как носителя и проповедника духовно-нравственных ценностей, о которых он в действительности и понятия не имел (он признавался, что пришел к Христу «протестантским путем» и, по сути, так и остался протестантом). Те лирические отступления и публичные признания в любви к людям и к России, которые воспринимаются как проявления его высокой духовности, в действительности были либо «декларациями о намерениях», либо бледными перепевами ярких высказываний Отцов и Учителей Церкви, современных Гоголю ярких духовных пастырей. С православной точки зрения, насколько я могу судить, это – в большей или меньшей степени дискредитация христианства. Но то понимание России, которое представил Гоголь, востребовано нынешними либералами у власти и потому поддерживается ими. Впрочем, оно по душе и многим служителям Церкви, поскольку Гоголь вел себя как образцовый прихожанин, молился, соблюдал посты, регулярно исповедовался и причащался.

Почитают Гоголя и как проповедника якобы патриотической, на деле ложной идеи единства двух братских славянских народов – русского и украинского. И никакие провалы российской политики в отношении Украины не могут убедить наших либералов в том, что «незалэжная» необратимо сделала свой, исторически и цивилизационно оправданный, выбор в пользу Запада и против (или хотя бы в ущерб) России.

«Демократы» и диссиденты славят Гоголя как обличителя власти чиновничества (номенклатуры) в России и потому как одного из первых «демократов» и диссидентов. К тому же Гоголь отчасти оказался пророком – по крайней мере, в двух отношениях. Во-первых, он предсказал появление Плюшкина – знаменитого коллекционера, в собрании которого было свыше миллиона экспонатов, но в беспорядке – рядом с шедеврами (которые потом стали ценнейшими музейными сокровищами) находились вещи, интереса не представляющие. Многие посетители галереи этого коллекционера как раз и сравнивали ее собрание с кучей всякой всячины в комнате гоголевского Плюшкина.

Во-вторых, Гоголь обратился с призывом: «Где же тот, кто бы на родном языке русской души умел бы сказать нам это всемогущее слово «вперед»? Веки проходят за веками, полмильона сидней, увальней и болванов дремлет непробудно, и редко рождается на Руси муж, умеющий произнести его, это всемогущее слово…» Сегодня Гоголь мог бы порадоваться: в России объявился муж, который произнес: «Вперед, Россия!» И даже написал статью под таким названием.

Пожалуй, в нравственном отношении ценность гоголевского наследия этими двумя моментами и ограничивается, хотя в художественном отношении творения его фантазии, если только не принимать их за изображение России и русского человека, переживут века.

Но если «Мертвые души» и другие его произведения – не поэма о России и о русском человеке, то что же это такое? Гоголь сам в поэме же и ответил на этот вопрос: это трактат на нравственную тему, наставление, обращенное к каждому из читателей, чтобы русские люди обрели «идеал прекрасного человека… тот благостный образ, каким должен быть на земле человек…» Только трактат этот преподан в художественной форме.

Но почему же трактат-то – коллекция «свиных рыл»? А потому, что Гоголь был убежден: «нельзя устремить общество или даже все поколение к прекрасному, пока не покажешь всю глубину его настоящей мерзости…» В принципе и такой метод допустим (как лекцию о путях воспитания идеально здорового человека могут начать с показа того, к чему привели некоего бедолагу пьянство, курение и развратный образ жизни). Другой вопрос – насколько он эффективен.

Трактат у Гоголя не получился, во всяком случае, никто его так не воспринял. Но художественная форма была столь великолепна, что начнешь читать сочинение с таким странным, даже пугающим названием, – и не можешь оторваться. Гениальный художник, ничего не скажешь. Но не пророк, не мыслитель, не исследователь русской души, даже не проповедник (или неудачный проповедник).

Гоголь исказил образ Пушкина, представив его как заурядного пошляка. И хотя Пушкин смеялся, слушая чтение комедии «Ревизор» автором (на ее премьере он не присутствовал в связи с трауром по случаю смерти матери), вряд ли такой «диалог» с Хлестаковым был ему приятен. Тут Гоголь показал, что он, по пословице, ради красного словца не пожалеет и мать-отца.

Так что же, Гоголь был злоумышленником, который «подсуропил», по выражению Романа Звягина, русским, подсунув вместо героев прохиндея и враля?