Ни в коем случае. Гоголь сознательным врагом России не был. Тут просто проявилась его натура малоросса, «казака», смотревшего свысока на крестьянина, на занимающегося хозяйством барина или на чиновника.
Гоголь и был призван поучать Россию и человечество. И таким всеобщим учителем он останется до конца дней. Из 14 томов академического собрания его сочинений пять составляют письма. И большинство их – это либо поручения заняться его делами (достать денег, хлопотать об издании его сочинений и пр.), либо поучения, наставления, «рацеи». А Гоголь велик тем, что сделал как художник, и приписывать ему несуществующие заслуги нет никакой необходимости.
Есть и еще один момент, важный для оценки степени актуальности произведений Гоголя для современных россиян.
В обстановке того системного кризиса, который переживает ныне Россия, деморализации ее народа, особенно русского народа, чрезвычайно важно восстановить достоинство русского человека. А его, это чувство достоинства, всячески стремятся подорвать мощные силы как за рубежом, так и внутри страны. Но эта непрекращающаяся кампания началась не сегодня и не вчера, к ней были причастны, подчас неосознанно, и те деятели культуры прошлого, которых продолжают подымать на пьедестал и в наши дни. Среди них не последнее место занимает гениальный русскоязычный писатель из Малороссии Николай Васильевич Гоголь.
Никакие экономические, социальные и политические преобразования в России не увенчаются успехом, если не будет соблюдено главное условие: надо в русском человеке, ныне, как никогда за всю историю нашего народа, униженном и оскорбленном, возродить его честь, совесть и собственное достоинство. Не стану приводить примеров страшного нравственного падения значительного слоя наших соотечественников, они у всех на слуху. Могут ли такие действительно «мертвые души» воспрянуть, стать настоящими людьми и патриотами своей Отчизны? Вот это сегодня, действительно, вопрос вопросов, ибо Россия станет такой, каким будет русский человек. А Гоголь все свое творчество посвятил как раз исследованию человека и, прежде всего, как он сам полагал, исследованию русского человека. Все творчество Гоголя – это восхищение возможным совершенством и величием человека и скорбь о его недостойном бытии.
Розанов сказал о России удивительные слова: «Русская жизнь и грязна, и слаба, но как-то мила… Может быть, народ наш и плох, но он – наш
народ, и это решает все». А Гоголь этого не понимал и не чувствовал, потому что русский народ не был для него своим народом. И его повествования о чужом ему русском народе вплелись в тот поток, которому суждено было сыграть заметную роль в нашей истории:«Дьявол вдруг помешал палочкой дно: и со дна пошли токи мути, болотных пузырьков, – писал Розанов… Это пришел Гоголь. За Гоголем все. Тоска. Недоумение. Злоба, много злобы. «Лишние люди». Тоскующие люди. Дурные люди.
Все врозь. «Тащи нашу монархию в разные стороны». – «Эй, Ванька, ты чего застоялся, тащи! Другой минуты не будет».
Горилка. Трепак. Присядка. Да, это уж не «придворный менуэт», а «Нравы Растеряевой улицы…».
Розанов очень любил свою жену (вторую, мать его детей), с которой он вынужден был жить вне церковного брака, потому что первая жена, Аполлинария Суслова, более известная, как любовница Достоевского, не давала ему развода. Жена, пожалуй, была для Розанова идеалом человечности, и у нее был очень добрый характер. И все же она очень не любила читать Гоголя, ненавидела его за то, что он осмеивал «подлецов» (Чичикова и др.) Если и бывают подлецы, – говорила она, «вы их и не знайте. Если я увижу, тогда и… скажу «подлец». Но зачем же я буду говорить о человеке «подлец», когда я говорю с вами.
Когда мы здесь, когда мы что-нибудь читаем или о чем-нибудь говорим, и – слово «подлец» на ум не приходит, потому что вокруг себя я не вижу «подлеца», а вижу или обыкновенных людей, или даже приятных».Мне хотелось бы добавить одно замечание к следующему заключению Михаила Саяпина: «Выполнив отрицательную часть своей работы по «исправлению» Великороссии на украинский манер, Гоголь решил приступить к части положительной: созданию идеала русского человека. Но… во время этой работы он с ужасом понял, что привычка к измельчению стала его второй натурой, что он безнадежно заземлил свой талант… и в страшных мучениях умер».