Византийские Отцы Церкви, даже те, кто получил прекрасное философское образование, в большинстве своем относились к философии отрицательно как к одному из видов чуждой христианству «эллинской премудрости» и «философским хитросплетениям». Еще святители IV века, например Афанасий Александрийский, не считали диалектику, рассудочные построения средствами познания Бога вследствие их субъективизма: «У нас, христиан, таинство боговедения не в мудрости языческих умствований, но в силе веры, даруемой нам от Бога Иисусом Христом»
Василий Великий писал, что не только Сущность Божественная, но и сущность тварная не могут быть выражены понятиями: анализ никогда не может исчерпать содержание объектов нашего восприятия; всегда остается некий иррациональный «остаток», который от этого анализа ускользает: это – непознаваемая логическим путем основа вещей, то, что составляет их истинную сущность (см: «Богословские труды», Сб. 8. С. 22).
Иначе говоря, все хитроумные философские системы – это лишь блуждания вокруг и около сущности, никогда ее не достигающие. В той или иной форме то же утверждали святители Григорий Нисский, Григорий Богослов, Григорий Палама, преподобные Иоанн Дамаскин, Исаак Сирин, Симеон Новый Богослов и другие авторитеты Восточной Церкви (Там же. С 22—24).
Святитель Иоанн Златоуст считал философию бесполезной – учениями, показывающими духовную немощь, тщеславие, дерзость и детский ум их создателей, не сумевших постичь Бога, а нередко и запятнавших себя различными пороками и недостойными поступками. Эти «внешние» учения лишь забивают голову и затемняют ум, мешая принять божественные вещания, слова Христа
Подводя итог многовековой истории развития православного богословия, выдающийся богослов XX века В. Н. Лосский писал, что Церковь боролась «и всегда будет бороться с учениями, которые, восставая на непознаваемость Бога, подменяют философскими понятиями опытное познание сокровенных глубин Божиих.
Несмотря на всю философскую культуру и естественную наклонность к спекулятивному мышлению, Отцы Восточной Церкви, верные апофатическому началу богословия, сумели удержать свою мысль на пороге тайны и не подменять Бога Его идолами. Поэтому нет философии «более» или «менее» христианской: Платон не более христианин, чем Аристотель» («Богословские труды». Сб. 8. С. 20, 22, 27).
Иными словами, всякая философия – нехристианская. Нельзя познать Бога (а, следовательно, и мир) после сытного обеда с коньячком, усевшись в мягкое кресло с сигарой в руках и пустившись в интеллектуальную игру, в обмен силлогизмами. Познание Бога (и мира) требует громадного духовного труда, обуздания своих страстей, искоренения пороков и эгоизма – это и есть «узкий путь» жизни-подвига.
Русь приняла христианство не от католического Рима, а от православной Византии. Она не только приняла православие и сохранила его в чистоте, но с помощью Бога и Его Пречистой Матери развила его дальше. Русские исихасты – круг выдающихся мыслителей, подвижников, художников и писателей, собравшийся при преподобном Сергии Радонежском, – создали на рубеже XIV—XV веков культ Пресвятой Троицы и совершили прорыв за такие горизонты миро– и жизнепонимания, какие были недоступны и нашим византийским учителям. Это был величайший взлет мировой мысли в сфере миропонимания, и такого уровня она не достигала ни до, ни после, ни на Западе, ни на Востоке. В XVI веке в России возникла грандиозная мировоззренческая система Ермолая-Еразма, основанная не на противоречии (которое позднее займет такое важное место в философских системах Запада), а на гармонии.
И, тем не менее, при всей гениальности русских мыслителей, они также не создали законченных философских систем, таких, как у Канта или Гегеля. В этом многие современные исследователи видят недостаток отечественной мысли, на мой взгляд, безосновательно. Во-первых, законченность философской системы есть признак ее искусственности, а, следовательно, несостоятельности, свидетельство того, что это – ложное знание, ибо мир (взятый в отрыве от Бога) не замкнут и развивается. Во-вторых, никто из выдающихся русских мыслителей не порывал сознательно с православием, и даже такие эксцентричные учения, как «философия общего дела» Н. Ф. Федорова, рассматривались их создателями как развитие христианства. Лишь общий погром русских народных начал в эпоху Петра I и продолжателей его дела облегчил проникновение в Россию собственно атеистических философских учений, получивших здесь распространение в слегка подправленном виде применительно к условиям нашей страны и национальной психологии. После 1917 года диалектический материализм в марксистско-ленинской версии, насильственно навязанный народу, заполнил вакуум, образовавшийся после фактического запрещения православия.