Дояркин рейс

Обогнув пляж, влюбленные вышли к дороге. За поворотом светился огнями прибрежный отель, они двинулись искать стоянку такси.

– Для чего и кому пришло в голову устраивать пешеходный переход почти на трассе? – удивлялся Ваня.

– Для таких сумасшедших, как мы, – смеялась Марьяна. – Сотрудникам отеля, наверное, тоже удобно добираться, вот, видишь, автобусная остановка.

– «И нам дана минута встречи безопасной», – процитировал Ваня, увлекая Марьяну за собой.

Большой темный автомобиль вылетел из-за поворота, когда сцена поцелуя Теодоро и Марселы достигла кульминационного момента. Глухой удар и визг тормозов заставили их отпрянуть и выскочить в темноту. Посреди дороги, словно на взлетной полосе, не заглушив двигатель, стоял, кажется, «Мерседес». Через несколько секунд, взревев турбиной, он, набирая обороты, ушел в черноту ночи. На обочине, пробивая темноту силуэтом, лежало тело девушки.

Люди, кони и быки

Еще Наполеон Бонапарт, беседуя со знаменитым актером Тальма, говорил ему, как неестественны трагики в изображении сильных чувств на сцене. «Разве мы поднимаем руки к верху? Принимаем позы? Разве мы испускаем крики?». В критической ситуации первая сигнальная система погружает человека в стихию рефлексов, не позволяя ему отвлекаться на театральные жесты.

Марьяна схватила телефон.

– 112? – спросила сдавленным голосом. Ваня, подтвердив, побежал к краю поворота. Марьяна уже тараторила в трубку на английском.

– Они спрашивают, где мы?

– Скажи, поворот на «Эпик Сана». Это, я так понимаю, – Ваня перебежал к табличке на ограждении, – 4-й километр по дороге на Виламуру.

«Emergency» и полиция приехали почти одновременно.

– Alive? – спросила Марьяна полицейского, когда, включив сирену, «Скорая» умчалась.

– Let's hope! Still breathing, – пожал плечами офицер.

Ваня подошел ближе.

– Он говорит, жаль, что мы не успели заметить номер машины. Я сказала, что все произошло так быстро.

– Я запомнил, – просто сказал Ваня. – Не верлибр же. Подсветка работала хорошо.

Марьяна перевела офицеру. Тот схватил Ваню и потащил к машине, заорал в рацию. Ваня написал на листке буквы и цифры. Помедлив, сказал Марьяне:

– Скажи ему, что вот здесь, где страна, – он показал на круг из звездочек, – мне кажется, была не буква «Р», а другая. Синий фон, здесь действительно плохо видно.

Марьяна перевела.

– Говорит, ничего! Найдут! Очень благодарит. Еще говорит, что даже по лицу видно, какой ты умный. Они завтра привезут тебя в полицейский офис, нужны официальные показания, через аккредитованного русско-португальского переводчика. Ты теперь единственный свидетель. А сейчас предлагают отвезти нас в отель.

Утром завтракали, в одной руке держа вилку, во второй – руку другого. Так же, не разжимая рук, вышли на пляж. Было ветрено, волосы то обволакивали лицо Марьяны, то вздымались над головой ярко-гнедой гривой. Купаться на хотелось, укрылись за песчаными валунами. Марьяна молчала, наклонив голову к сцепленным коленям. Ваня, как всегда, любовался сценой, видя в ней очередную незапечатленную картину.

– Почитай мне что-нибудь, – подняла она голову. Ваня понял.

– На русском или французском?

– На русском.

Тоже усевшись, он обхватил ногами ее бедра, и, поставив подбородок на идеальные круглые колени, слегка задумался:

Всё придет – и хмель, и горечь!
Шелест тьмы. Беспечный сон.
Голоса разгульных сборищ
в светлой комнате с окном.

Клятвы будут и поруки.

Просветлений явь и суть.
Будут запахи и звуки,
не дающие уснуть.

Слёзы будут! И объятья!

Ночи в сладостном бреду.
Будут спрятанные платья —
Там, за тыквами – в саду.

Пересуды. Сплетни. Толки.

Пыль растрепанных страниц.
И – рождественские ёлки
в льдистой корочке ресниц.

Растревоженный метелью

мокрых белых светлячков,
отзовется дробной трелью
стук полночных каблучков.
Всё исполнится намедни…

Лишь останется в руках

старый Золушкин передник,
позабытый впопыхах.

– Хорошо. Не припоминаю. Чьи это? – теплея взглядом, спросила Марьяна.

– Так… один хороший поэт, тоже не вспомню сейчас. – Ваня поднял глаза. – Жизнь продолжается. У нас еще сегодня ария Кармен и куплеты тореадора, я так понимаю. «И цирк бурлит, куда ни глянь. Коррида всех людей волнует»…даже Дояркина. Пошли.