Бога, по причине Его всемогущества и безграничности, подчинить невозможно, и, чтобы обрести присущие Ему качества, стать Ему «подобным», приходится себя подчинять Ему. Духи хотя и могущественны, но ограничены и в силах, и в пространстве, а поэтому можно надеяться подчинить их человеческой воле. Надо «только» знать, как правильно делать это. Подчинение духов превращает колдуна в господина их мощи, но не дает ему вечности и всемогущества, присущих только Богу. Потому в культурах, ориентированных на общение с духами, эти высшие цели и не ставятся. Бескрайнее в человеке, как в существе богоподобном, ограничивается. Такое ограничение себя земным уровнем бытия с неизбежностью приводит к сужению эсхатологической перспективы. Исчезает идея посмертного суда, нравственной оценки земного пути. Суд нужен в том случае, когда одной из возможностей посмертного бытия является приближение к Богу, обретение Его качеств. Бог – совершенство, и ничто несовершенное, нечистое соединиться с Ним не может. Когда же задача такого соединения не стоит, то и суд, понятно, оказывается излишним.
Но освобождение от посмертного нравственного суда обесценивает и земные нормы социальных отношений. Вслед за небесной вертикалью разрушается и социальная, земная горизонталь. Отношения людей становятся свободными от нравственных законов если и не полностью (ибо общество тогда перестало бы существовать), то в большой степени.
К чему же приводит слом двух этих направляющих – небесной и социальной? В результате слома человек утрачивает запредельные перспективы и обязательства перед Богом и перед будущими поколениями. Он замыкается на собственную индивидуальность, на ее сиюминутные желания и интересы. Он перестает совершенствовать себя в стремлении стать достойным своего Творца и родить достойных потомков, а, напротив, приспосабливает мир к себе неизменному. Внутреннее развитие личности при этом прекращается. Как следствие, затухают и существенные внешние изменения, осуществляемые ею. Поэтому общество с доминирующей ориентацией на мир духов останавливается в своем развитии в той степени, в какой абсолютная божественная цель жизни предана в нем забвению.
Внешние социальные и материальные обстоятельства бытия при этом не деградируют, так как демонистическое общество ценит достигнутый уровень бытовой устроенности и не желает расставаться с ним. Но и дальше оно, как правило, не развивается. По социально-экономическому устроению того или иного неписьменного народа мы с достаточной вероятностью можем судить, в какой стадии своего развития он изменил теистической ориентации, предпочтя ей менее «хлопотную» ориентацию демонистическую. Анализ религиозных установок неписьменных народов позволяет с большой долей уверенности считать, что это не начальная форма человеческой религиозности, но боковая, тупиковая и отсыхающая ветвь.
Это ясно увидел и описал в начале XIX столетия, еще до появления палеоантропологии и сравнительного религиеведения, глубокомысленный Жозеф де Местр: «Если род человеческий изначально обладал знанием, то дикарь не может быть ничем иным, кроме как ветвью, оторвавшейся от древа общества… Нет сомнения в самом факте порчи и в ее причине, каковой может быть лишь преступление. Вождь народа искажает в себе моральное начало преступлениями… Пастырь народа передает проклятие потомству, а поскольку всякая постоянная сила по природе своей действует все быстрее, то эта порча, все более отягощающая потомков, превращает их, в конце концов, в то, что мы называем „дикарями“. А то, что Руссо и ему подобные именуют
Теизм и демонизм – противопоставление достаточно условное. В любом живом народном организме, в его верованиях мы найдем и то и другое. В народных обычаях даже самых возвышенных теистических религий присутствует множество демонических черт. «Волшебство – дело плоти» [Гал. 5, 19–20], указывал апостол Павел, а плоть, понятно, обязательная составляющая человеческого существа. Но когда плоть выходит из повиновения духа, когда объявляет себя главенствующим, а то и единственным элементом человека, тогда для демонизма открываются широкие возможности, и общество постепенно из преимущественно теистического становится преимущественно демонистическим.