По поводу трактовки термина «факт» как фрагмента объективной действительности следует заметить, что это лишь одно из значений данного понятия. Не менее важным (а в аспекте теории доказательств, на наш взгляд, более важным) является второе его значение — «синоним понятия истина»[47]
, «знание, достоверность которого доказана»[48]. Б. М. Кедров понимает под фактом «дискретный кусок действительности, установленный человеком, познанный им», чем подчеркивает преобразованность реального явления, ставшего фактом[49]. По мнению В. А. Штоффа, термин «факт» обозначает не только фрагмент действительности, но и особого рода эмпирические высказывания или предложения (фактофиксирующие предложения), в которых описываются подлинные события или явления[50]. Недопустимость отождествления понятия «факт» с объективной реальностью подчеркивает В. Ф. Кузьмин. Он отмечает, что констатация факта — это прежде всего форма отражения человеческим сознанием реальной действительности. Факт — элемент знания, единство объективного и субъективного[51].Таким образом, факт следует трактовать как продукт познавательной деятельности, знание, достоверность которого доказана.
4. Однако признание доказательствами только фактов объективной действительности, вернее достоверных сведений о них, и наряду с этим показаний, заключений и т. д. оставляло без рассмотрения вопрос, откуда берутся факты, т. е. достоверные сведения, признаваемые доказательствами. Ответом на него стала разработанная М. С. Строговичем двойственная трактовка понятия доказательства: показания обвиняемого, свидетеля, заключения эксперта, документы, именуемые автором источниками доказательств, признавались им доказательствами, поскольку содержали сведения об отдельных фактах, с помощью которых устанавливались обстоятельства, подлежащие доказыванию, и которые тоже признавались доказательствами. При такой конструкции доказательства-источники служили средством установления доказательств-фактов, а последние — средством установления обстоятельств, подлежащих доказыванию[52]
.Принятые в декабре 1958 г. Основы уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик (ст. 16), а вслед за ними, два года спустя, и УПК РСФСР (ст. 69), в сущности, закрепили данную трактовку, признавая доказательствами любые фактические данные об обстоятельствах, подлежащих доказыванию, устанавливаемые показаниями подозреваемого, обвиняемого, свидетеля и т. д. Тем не менее некоторые исследователи (М. А. Чельцов, С. А. Голунский) усмотрели в новом законоположении подтверждение мысли о том, что доказательства — это только факты действительности, а показания, заключения и др., т. е. то, что именуется источниками доказательств, доказательствами не являются[53]
. Уже тогда подобная трактовка была подвергнута критике за ее внутреннюю противоречивость: отождествление доказательства с предметом доказывания, смешение реальных обстоятельств действительности с достоверным знанием о них, игнорирование доказательственного значения «источников» — показаний обвиняемого, свидетеля, заключения эксперта и т. д.5. Ошибочность взглядов, считающих доказательствами факты объективной действительности, стала особенно наглядной при анализе доказывания с позиций теории отражения и информационного подхода, разработанных в трудах В. Я. Дорохова[54]
. В последние десятилетия такой подход стал методологической основой определения понятия доказательств в работах многих других исследователей. В свете теории отражения образование доказательства представляет собой сложный отражательно-информационный процесс. При этом следует учесть, что любой отражательный процесс, представляя собой воспроизведение до определенной степени полноты и точности и в иной форме объекта, существующего вне сознания познающего субъекта, сопровождается преобразованием отражаемого объекта[55]. Исследуемое событие, отражаясь в окружающей обстановке, оставляет в ней следы разного рода, которые несут в себе информацию об этом событии. Это «первичное отражение» события. Будучи выявленной, преобразованной субъектом доказывания и облеченной им в требуемую законом процессуальную форму, информация о событии, оставившем следы, становится доказательством в процессуальном смысле. Это, на наш взгляд, «вторичное отражение» события, на этот раз в сознании познающего субъекта и затем в материалах уголовного дела[56].