Доказательства вины. Белая ночь

— Но всего этого нет на самом деле, — негромко сказал я. — Вода в действительности вовсе не горячая. И никто не массирует мне шею. Это иллюзия, которую ты наводишь поверх моих ощущений.

— Разве тебе от этого не легче? — спросил бестелесный голос. — Разве это не снимает напряжение?

— Да, — вздохнул я.

— Тогда какая разница? Это вполне реально.

Я махнул рукой, словно отгоняя от шеи назойливую муху, и ощущение сильных, уверенных пальцев на загривке исчезло.

— Валяй, — сказал я. — Только без рук. Мне не хотелось бы начинать день с заключения тебя в ментальную клетку, но, если вынудишь, я это сделаю.

— Как тебе угодно, — произнес ее голос, и ощущение постороннего присутствия тоже ослабло. Но не совсем исчезло. — Хозяин мой, я правильно поняла, что ты не упомянул при этом о горячей воде?

Я хмыкнул и, пробормотав пару-тройку слов себе под нос, сунул на несколько секунд голову под иллюзорно обжигающую воду.

— Ты уловила, что произошло вчера вечером? — спросил я наконец вслух.

— Разумеется, — отозвался Падший ангел.

— И что ты об этом думаешь?

С полминуты Ласкиэль задумчиво молчала.

— Думаю, что Кэррин считает некоторую дистанцию между вами профессиональной необходимостью, но ей кажется, что со временем и при других обстоятельствах все еще может измениться.

Я вздохнул:

— Нет. Не это. Звезды и камни, мне не нужно интимных советов от долбаной чертовки! Я имел в виду тварей, которые нападали на людей на конвенте.

— А-а, — произнесла Ласкиэль без малейшего намека на обиду. — Разумеется, это нападал сверхъестественный хищник.

Каков вопрос, таков ответ, подумал я и подвигал плечом под горячей водой.

— Если так, значит целью нападений было не насилие ради насилия, — задумчиво пробормотал я. — Это объясняет увиденное мною в туалете, где напали на старика. Кто бы это ни сделал, он хотел посеять страх. Причинить боль. Чтобы насытиться… чем? Психической энергией, выделяемой жертвами?

— Объяснение немного упрощенное, — заметила Ласкиэль, — но для смертного, насколько я могу судить, довольно точное.

— Ба, да ты у нас теперь знаток смертных?

— Всегда была таковой, — возразила она. — Не прими за обиду, но тебе стоило бы учитывать, что ваша способность оценивать окружающую ситуацию в значительной степени определяется верой в иллюзии. Во время. В истину. В любовь. В тому подобные вещи. Разумеется, это не ваша вина — но это накладывает некоторые ограничения на вашу способность воспринимать и понимать отдельные явления.

— Я всего лишь смертный, — хмыкнул я. — Так просвети меня.

— Для этого тебе придется расстаться с претензиями на смертность.

Я моргнул от неожиданности:

— Я что, должен умереть?

Она вздохнула:

— Ты снова понял лишь отчасти. Но для доходчивости скажу проще: да. Тебе придется перестать жить.

— Тогда не трудись просвещать меня, — заметил я. — Таких учителей мне и без тебя хватает. — Я прополоскал волосы, потом намылил их шампунем еще раз, отчего начал благоухать как ирландский ручей — так, во всяком случае, гласила этикетка. — Ладно, поговорим о тех, кто остался жив. Они перенесли душевную травму.

— Если теория не ошибается, — согласился голос Ласкиэли. — Если они и правда травмированы душевно, воздействие, похоже, необратимо.

Я поежился. Травмы такого рода проявляются по-разному, но в любом случае достаточно погано. Я видел людей, которых подобные атаки на психику довели до безумия. Мёрфи подверглась однажды такому нападению и потом несколько лет, пока не зажили душевные и психические раны, страдала от ночных кошмаров. Впрочем, приходилось мне видеть и тех, кого вампиры Черной Коллегии, измочалив в психическом отношении, превратили в почти безмозглых рабов — или в обезумевших убийц, в пушечное мясо для новых господ.

Хуже всего, что один из немногих способов это увидеть — отворить чародейское Зрение. А отсюда следует, что каждый чудовищно покалеченный псих гарантированно останется в моей памяти. Навсегда.

Верхняя полка моей ментальной витрины с трофеями и так ломится от всяких жутких «сувениров».

Обманчиво горячая вода струилась по моему телу. Что ж, пустячок, а приятно.

— Уходи, — приказал я Ласкиэли. — Впрочем, — добавил я, — горячую воду пока оставь.

— Как тебе будет угодно, — с вежливым удовлетворением отозвался голос Падшего ангела, и ощущение ее присутствия исчезло окончательно.

Я оставался под душем, пока кожа на пальцах не сморщилась. Или, говоря точнее, на пальцах правой руки — на обожженной левой кожа выглядит сморщенной всегда. Стоило мне выключить воду, как ощущение ледяного холода вернулось, и, пока я одевался, меня колотила дрожь.

Я наполнил миски Мистеру и Мышу, наскоро проглотил какую-то фигню из холодильника и открыл себе банку колы. Подумав, спустился в лабораторию и взял с полки череп Боба.

В темных глазницах замерцали оранжевые огоньки.

— Эй! — сонно пробормотал Боб. — Куда это мы?

— Провести расследование, — ответил я. Поднявшись, я сунул череп в нейлоновый рюкзак. — Ты можешь мне пригодиться. Только мы сегодня будем в местах довольно людных, так что будь добр, держи рот на замке, пока я не расстегну рюкзак, ладно?