– Снова проигрыш, Кархарт. – Краснолицый похлопал Неда по плечу.
Нед закрыл глаза, и удивительное дело – он улыбался. Это была странная гримаса. Гарет не мог подобрать ей точное определение. Боль, возможно, но не только. Происходящее не укладывалось у него в голове. Поведение Неда производило впечатление абсурда. Он протянул руку, чтобы взять Неда за плечо.
Нед не отшатнулся – это потребовало бы от мальчишки слишком много усилий, – а просто слегка отклонился в сторону. Пальцы Гарета скользнули по воздуху, и он сжал их в бессильной агонии.
Он не понял тогда, что имела в виду Дженни. Его это совсем не волновало. Он осознал все только теперь.
Как же пугающе, как сильно волновало это его сейчас. При виде серого и безнадежного Неда он почувствовал, будто кто-то сжал его сердце ледяным кулаком. Она наделила Гарета даром чувствовать симпатию. Но она не дала ему знаний, как помочь. А Гарет не мог ничего предложить сам – ничего, кроме бумаг и доказательств.
Нед отвернулся от Гарета. Потом он снова стал поворачивать голову, пока их глаза не встретились.
– О, ты еще здесь?
– Нед, – попытался вести себя строго Гарет, – если ты не покинешь сейчас это место как разумный человек, я… я…
– Ты – что? Я не боюсь тебя. Что ты можешь сделать? Разрушить мою жизнь более, чем я это сделал сам? Да ладно. Видишь, когда меня ничего не волнует, ты не можешь достать меня.
Гарет чувствовал себя так, будто все его нервы были отсоединены – временно – от позвоночного столба, будто его мозг утилизировали в результате какого-то чудовищного эксперимента в лаборатории доктора Франкенштейна. Его желания и стремления просто прекратили существовать. На краткий миг он ощутил себя в шкуре Неда, взглянул на мир его затуманенным адской темнотой взором.
Когда ему было двадцать один, он однажды уже чувствовал себя так. Его жизнь была разрушена, по крайней мере, он так думал. Гарет бежал из лондонского общества. Он убедил себя, что его ничто не волнует, не заботит. Однако он лгал себе.
И теперь его заботил Нед. Он тревожился о нем так, что руки его дрожали, и ему казалось, что его грудь сдавила тяжелая каменная глыба. Он беспокоился о нем в бессильной, беспомощной ярости, потому что ему не на кого было наброситься, некого поразить. У него не было слов, чтобы их высказать, не было врагов, чтобы их победить. В эту секунду он был готов вызвать весь мир на поединок ради своего кузена.
Гарет по-прежнему пребывал в том же странном состоянии, его разум не слушался его тела, когда он вышел из комнаты. Возможно, Нед будет действовать разумно, если дать ему шанс прийти в себя. Возможно, глоток холодного, свежего воздуха – вдали от этой пропитанной дымом и виски комнаты – развеет смятение и путаницу, царящие в голове Гарета.
Однако альтернатива также пришла ему в голову – он просто убегает от проблемы, с которой не способен совладать. Потому что, когда он сбежал по лестнице в ночную тьму, выяснилось, что туман в его голове и не думал рассеиваться. Гарет шел пешком, поскольку ноги были единственными органами его тела, которые сохраняли способность ему подчиняться.
У него заняло некоторое время, чтобы осознать, что не спертый воздух притона виновен в его состоянии. Рассуждая рационально, Гарет прекрасно понимал, как поступить в этой ситуации. Умыть руки и оставить попытки привести своего кузена в чувство. Изыскать какой-нибудь другой способ спасти его имения и состояние от неминуемого разорения. Нет, дело было вовсе не в способности разумно мыслить – рассудком он прекрасно понимал, как следует поступить. Лишь его сердце было в смятении.
Его воротник полностью промок от дождя. Лондон обрушивал мерзкий дождь на любого, осмелившегося выбраться на улицу ночью. Неужели прошло всего несколько недель с тех пор, как он впервые поцеловал Дженни?
Если бы только он никогда не вмешивался в это дело. Если бы он позволил продолжаться этим странным отношениям между Недом и Дженни.
Но нет. Он вмешался в них, уверенный, что поступает правильно. И он выиграл. Он победил Неда и доказал, что мадам Эсмеральда обманщица.
Черт возьми. Дженни была права в тот день, когда устроила ему разнос у модистки. Он не понимал, что
Гарет сжал руки в кулаки, словно отрицая свои собственные мысли. Нет. Он доведет дело до конца, он добьется того, чтобы все было правильным. Он – маркиз Блейкли, и его превосходство не может быть напрасным.
Он подумал о Дженни. Как он сможет признаться ей в лицо, что он наделал? Кроме того, разумно решил Гарет, уже поздно, и она вряд ли захочет его видеть. Он мог лишь надеяться, что ее утро окажется более благоприятным, чем его вечер.