Доказательство жизни

Ведь этот человек со школьной скамьи начал писать. Он мог поведать читателям о том, как ему пришлось совмещать учебу со своей страстью. Откуда он черпал идеи и на какие жертвы ему пришлось пойти, лишь бы продолжать творить. Пусть где-то можно приукрасить факты, а где-то добавить побольше художественных деталей, но ведь история станет только лучше.

– Да, сначала это кажется чем-то абсурдным. Но когда начнешь, то услышишь свой собственный голос, который будет рассказывать. И этот голос завлечет тебя, ты последуешь за ним, а твои пальцы сами начнут набирать текст. Вот что такое диалог между автором и читателем – в первую очередь это разговор писателя с самим собой.

Не говоря ни слова, Дэйв читал и читал, страницу за страницей, так что я решил не мешать ему. Вдруг я подумал, что в происходящем есть своя ирония. Всего три недели прошло, но как много успело измениться. Раньше я бы ни за что не поверил, что этот грустный потерянный мальчик – харизматичный и общительный Дэйв Иори. Я бы скорее поверил, что сам буду на его месте.

Не знаю, прошло ли полчаса или все четыре. Похоже, я задремал, когда Дэйв оторвал взгляд от рукописи и прошептал:

– Оно замечательно. Бессмертное совершенство.

– На самом деле в нем нет ничего удивительного, – произнес я, протирая опухшие от бессонницы глаза. – Просто-напросто правда. Будь искренним, Дэйв, и напишешь так же, и даже лучше. И в неделю ты точно уложишься, если постараешься.

– Прости, Джон, но я никогда не смогу такое написать. Я… не готов.

Он замкнулся в себе и не мог выдавить больше ни слова. Я подумал, что должен подойти к нему и поддержать. Точно так же, как он однажды поддержал меня.

– Ничего страшного, Дэйв, – сказал я и положил руку ему на плечо. – Это всего лишь творческие муки, с кем не бывает. У тебя все получится.

– Нет! Я слишком долго писал в совершенно ином стиле. У меня не получится так резко сменить его.

– Тогда ты сможешь попытаться в следующий раз.

– Нет.

– Что, прости?

– Джон, – голос Дэйва обрел небывалую твердость, он выпрямился и посмотрел прямо на меня. – Я принял участие в этом конкурсе с изначальной целью стать писателем. Чего бы мне ни стоило, даже если бы мне пришлось сблизиться с каждым потенциальным победителем в этой безмозглой толпе, я должен был победить.

– Дэйв…

Все произошло слишком быстро. Не успел я и подумать, как Дэйв схватился за клавиатуру соседнего рабочего стола, вырвал ее с проводом и, не убавляя силы, столкнул с моим лицом. Послышался хруст сломавшегося пластика и треск выпавших клавиш, испачканных кровью из моего разбитого носа. Ноги оторвались от земли. Я медленно падал на пол, но не столкнулся с жесткой твердой поверхностью, а как будто рухнул под воду.

Боли не чувствовалось, только уши заложило и перед глазами все качалось в разные стороны, как в волнах. Так, в объятиях черных вод, я беспомощно наблюдал, как Дэйв достает из кармана флешку, копирует на нее повесть с моего компьютера, переносит ее на свой, пододвигает к себе клавиатуру и стоя нажимает трясущимися пальцами на буквы «К», «О», «Н», «Е», «Ц».

Внезапно все помещение писательского зала озарилось красным свечением. Наверное, в эту минуту заверещала сирена, но я ее не слышал. Видел только, как на месте циферблата вспыхнула фотография улыбающегося Дэйва, лицо которого перечеркивали два слова: «АГИТАТОР» и «ЛИКВИДИРОВАТЬ». Система городского управления вынесла свой приговор.

Не прошло и минуты, как лифт выпустил в сторону Дэйва, словно стаю бешеных псов, отряд полицейских, облаченных в тяжелую черную броню. Испуганный до смерти парень закричал, хотел убежать, но стражи порядка наставили на него оружие – одновременно несколько голубых разрядов впились в тело Дэйва и расщепили, будто человека никогда не существовало.

– У нас тут пострадавший! – объявил один из полицейских, заметив меня. Он склонился надо мной, пощупал пульс, посветил фонариком в глаза и спросил: – Дышать можете?

– Да, могу, – соврал я. На самом деле я чувствовал себя так, словно на моей шее затягивалась тугая петля. И имя этой петле было «Ариадна».

День 25

Пока я лежал в боксе, истощенный работой и накачанный обезболивающими, у Хэнкса снова случился инфаркт. В этот раз его мечта исполнилась: если кто-то и видел его, хватающегося за сердце, то наверняка прошел мимо. Старик умер, так и не успев перепечатать произведение и поставить «КОНЕЦ». Возможно, оно и к лучшему.

Теперь мне кажется, что как раз от нежелания показывать «Ариадне» свою книгу, он и писал ее от руки в тетрадях. Хэнкс понимал, что скоро умрет – и просто решил скончаться в одной из главных башен Централа с роскошным видом из окна, бесплатным кафетерием, минимумом надзора и мягкой постелью.

Время от времени я жалел о том, что «ликвидировали» Дэйва, а не меня. Все-таки он наверняка даже и не понял, за что же, собственно, его расщепили. А я понимал – и поэтому хотел исчезнуть. Не видел никакого смысла жить в мире, из которого тебя могут убрать только потому, что решил быть честным.