Дохлый таксидермист

Начальство тыкает в телеграмму, а я тем временем пытаюсь отойти от шока по поводу нового задания. Пойти, что ли, Гансу сдаться?

Ладно, подумаю о новой цели потом. Пока надо определиться насчет двух путающихся под ногами журналистов.

– Так, а с Петровым я пока ничего не делаю? А со вторым соавтором, Ильей Ильфом? Он нам пока не мешает?

Начальство скучным голосом напоминает, что из двух соавторов «Двенадцати стульев» именно Илья Ильф снюхался с Гансом Гроссом и поставляет ему информацию. А Петров это так, случайный свидетель, которому не повезло встретиться со Штайнберг.

– Вы просто евреев не любите, – неосторожно констатирую я.

– Да что ты понимаешь!.. – взрывается начальство и начинает поносить меня, евреев, Петрова, Ильфа, Минсмерти и всех остальных.

Я снова представляю процесс изготовления чучела, однако истеричные вопли все-таки прорываются сквозь приятные мечты.

К концу десятиминутного разноса мой наниматель возвращается к конструктивному диалогу.

– Насчет Ильфа нужно подумать. Эта скотина померла от туберкулеза, будет достаточно сложно включить его в наш план.

Я нервно сглатываю от открывшихся перспектив:

– И где я возьму туберкулез?..

– Газ, что-нибудь сыпучее в легкие, – предлагает начальство. – Разнарядки на него пока нет, но ты все равно подумай. На будущее. Только не вздумай схалтурить, как с Троцким.

Интересно, сколько еще этот тип собрался припоминать мне Троцкого? Подумаешь, я не смог добыть ледоруб! Начальник сам согласовал ледокол!.. В смысле, нож для колки льда.

Кто же знал, что Ганс Гросс начнет к нему цепляться?..

***

09.07.1942

Москва, Главное Управление уголовного розыска НКВД СССР

Ганс Густав Адольф Гросс

Утро началось не с завтрака, а с таблетки аспирина. Прямо в кабинете, естественно. Кабинет у меня был проходным, народ ходил постоянно – им надо было в лабораторию. Мой нежный помощник Васильченко смотрел, как я запиваю аспирин стаканом черного кофе, и в его глазах стоял ужас. Однако от комментариев он воздержался.

– Да будет вам известно, милейший, что одновременное употребление кофе и аспирина усиливает действие и того, и другого.

– Я понял, товарищ начальник, – уныло сказал помощник. – Гробьте свое здоровье, товарищ начальник.

– Да, да, у нас весь отдел тоже не выспался, – фыркнул я, расправляясь с ароматным напитком из жестяной банки (у нас в отделении другого не имелось, да и я как-то пристрастился именно к растворимому). – Ну, и что у нас на сегодня. Швайне! Это я про себя, – конкретно про то свинское состояние, в котором я прибывал вчера, и которое помешало мне стереть с письменного стола липкие алкогольные следы. – Где мой черный notizblock? В смысле, что это? Учите немецкий, чтобы понимать руководство! Ох, и щеточка для усов!..

Некоторое время у меня заняли поиски блокнота и щетки для усов, крайне необходимой, чтобы привести их в приличный вид. К счастью, эти розыскные мероприятия не заняли много времени – и то, и другое закономерно обнаружилось в моем следственном чемоданчике.

– На сегодня у нас запланировано четыре допроса, – констатировал я, тщательно сверив свои воспоминания с записями в блокноте. – Василий, милейший, езжайте и добудьте мне к часу пятнадцати экономку Романовых. К девяти у меня назначен Петренко, в двенадцать двадцать тот недоумок с велосипедом, как раз успеваем.

– Доставлю, товарищ начальник, – без особого энтузиазма ответствовал Васильченко. – Кстати, меня зовут Александр. Александр Васильченко.

– Александр вам не подходит, – отрезал я.

– Есть «не подходит», – пессимистично изрек Васильченко. – А какой четвертый допрос?

– Милейший, идите и выполняйте задание, – сказал я, – четвертый допрос я сам организую.

Помощник скривил морду и уплелся «добывать экономку».

Я допил кофе под звук закрывающейся двери и откинулся в кресле. Дело сделано – милейший Васильченко нейтрализован. Я давно изучил его повадки и знал, что больше всего он не любит немецкий, работу и когда я называю его «Василий Васильченко». Экономку Романовых он будет добывать как минимум до обеда. Ну что ж…

Я неторопливо поднялся, вытащил чистый лист из печатной машинки, размашисто написал: «Василий, вернетесь до обеда, сходите в архив и…» и сформулировал для него четыре задания разной степени рутинности.

Расчет был на то, что вернувшийся помощник засядет в архиве или сбежит и будет прохлаждаться где-нибудь до обеда. Сам же я планировал вылазку на телеграф – у меня был заказан разговор с Ташкентом. Одной из основных моих ниточек был Евгений Петров, и мне ужасно не хотелось, чтобы кто-нибудь узнал о наших переговорах. Достаточно и того, что неведомая свинья, затесавшаяся среди московских коллег, совала свой нос в мою телеграмму!