Дохлый таксидермист

— Извините, — пробормотала она, подхватывая Петрова под локоть, — я… знаете, это просто тяжелый день.

— Не расстраивайтесь, — мягко сказал писатель, — я все понимаю. У вас, наверно, настоящие завалы из-за этой ужасной войны.

Завканц вежливо улыбнулась, снова ощутив раздражение — едва ли Петров мог представить, с чем ей приходится работать — и решительно потащила его в густой туман. Торопиться не было смысла, расстояние ничего не значило, но ей хотелось, чтобы умерший сосредоточился на ходьбе и перестал лезть со своим никому не нужным сочувствием.

На какое-то время Петров действительно… перестал. Он спокойно шагал в темпе завканц, чуть щурился, вглядываясь в желтоватый туман, и думал о чем-то своем. Даже с вопросами не лез, хотя ему, наверно, хотелось. Впрочем, Лидия Адамовна предугадала это желание и проинформировала его о том, что соответствующие специалисты найдутся дальше. Зря они, что ли, держали целый отдел.

Кажется, она сообщила об этом излишне резко — Петров повернул к ней голову с легким удивлением, плавно переходящим в то самое выражение внимательного сочувствия, которое так раздражало завканц.

— Перестаньте на меня так смотреть, — потребовала она. — Я что, так скверно выгляжу?..

— Простите, что лезу не в свое дело, — серьезно сказал писатель, — но у вас, кажется, кишки в волосах.

— В смысле?.. — растерялась завканц.

Отпустив локоть умершего, она остановилась — желтоватый туман спиралями обвился вокруг щиколоток — и неуверенно пригладила волосы: спутанные, засохшие жесткими прядями. Под пальцы попало нечто странное.

Лидия Адамовна моргнула и с недоумением уставилась на короткий, не длиннее трех сантиметров, отвратительно подсохший обрывок чего-то серо-сизо-бурого. Секунду-другую она пыталась понять, что это. Откуда это.

Потом дошло.

Завканц прижала руку ко рту — ее затошнило. К горлу подкрался комок, желудок словно сжала ледяная рука.

Там была кровь, много крови, тело на железном столе, маньяк в самодельной маске из картофельного мешка и…

— Его выпотрошили, — пробормотала она в ответ на безмолвно-вопросительный взгляд Петрова. — Ленина выпотрошили.

Кажется, завканц потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя — и все это время Минсмерти в ее лице выглядело крайне жалко. Настолько, что мертвый писатель снова полез со своим никому не нужным сочувствием.

Завканц уже не могла отмахиваться. Сказать оказалось проще. Вцепившись в локоть Петрова, она рассказывала про маньяка, мертвого Ленина, капельницу, плакат на стене и чужой крик, пока ее не перестало трясти.

— Может, стоит сообщить в органы? — осторожно спросил писатель, когда она замолчала.

— Нам нельзя вмешиваться, последствия могут быть очень серьезными, вплоть до увольнения и… и вообще, это не ваше дело, — спохватилась завканц. — Пойдемте, регламент.

— Регламент значит регламент, — согласился Петров.

Больше он ни о чем не заговаривал, и завканц смогла хоть немного передохнуть и помечтать о том, как здорово будет уволиться из Минсмерти и найти другую работу. Мирную и спокойную, без длинных войн, погибших вождей и любопытных писателей.

Не будет чужой смерти, не будет чужой боли. Не будет сотен людей, цепляющихся ногтями за форменную брезентовую рукавицу и пытающихся осознать крушение старого мира. Решено! Завканц пойдет в гастроном и будет продавать хлеб. А мертвые могут провожать себя сами.

Ну, или это могут делать товарищи из Дисциплинарного комитета. Те, которые требуют, чтобы сотрудники Минсмерти относились к умершим «бережно и внимательно». Хотелось бы посмотреть, как они будут бережны и внимательны по двадцать часов в день, да еще и без выходных…

— Видите белую арку? — устало спросила завканц, когда они с Петровым все-таки добрались до Ростовского распределительного центра. — Ну, светло-желтую, обшарпанную такую? Зайдите внутрь, найдете свободную кровать и сразу ложитесь спать. Как проснетесь, подойдете на вахту и зарегистрируетесь. Не забудьте.

— Хорошо, — сказал умерший, с легким подозрением рассматривая вход в распределительный центр, — спасибо за…

— Давайте быстрее, — с раздражением поторопила его завканц. — Не задерживайте.

Дождавшись, когда Петров исчезнет в арке, Лидия Адамовна прикоснулась перстнем к медленно тающей строчке в листе Реестра, устало прикрыла глаза и после секундного головокружения вновь оказалась в своем кабинете, прямо перед носом у перебирающего бумаги зама.

— Лидия Адамовна? Вы в порядке? — настороженно уточнил Иван Борисович.

— Все хорошо, — мрачно сказала завканц, пытаясь понять, откуда в ее окружении взялось столько сочувствующих: сначала Петров, теперь заместитель. — Сложный клиент. Писатель и журналист, чтоб его.

Какое-то время Лидия Адамовна ворчала по инерции, потом замолчала — к явному неудовольствию жаждущего подробностей зама. Она, может, и хотела поделиться впечатлениями, но не была уверена, что сможет внятно объяснить, почему ее так раздражали банальные «спасибо» и «пожалуйста» от умершего писателя. К тому же ей ужасно хотелось спать.