Дохлый таксидермист

— Мы еще долго планируем так шутить, — уведомил его Евгений Петрович, и снова перевел взгляд на пирожок. — Иля, не хотите доесть?..

— Половинку, — застенчиво сказал Ильф. — Целый мне много будет.

Приблудный небрежно сунул руки в карманы, наблюдая, как он делит пирожок. Пальцы правой руки обожгло металлом, и Ваня невольно скривился.

К счастью, журналисты ничего не заметили. В глазах у Ильфа была его обычная еврейская грусть, а у Петрова — легкое недовольство из-за отсутствия урны возле скамейки. У входа в парк ее тоже не было, и вместо того, чтобы пойти к набережной, они всей толпой потащились искать, где Женька может выкинуть испачканную вишневым вареньем газету.

— Я что, по-вашему, должен мусорить?! — возмутился Петров в ответ на предложение оставить газету на скамейке. — Ваня, это никуда не годится! Вы еще предложите в пруд кинуть!..

Ильф слизывал с пальцев варенье и призывать соавтора к порядку (вернее, к беспорядку) не собирался, так что Приблудному пришлось смириться и потащиться за журналистами по посыпанной песочком дорожке.

Прудов в Лефортовском парке действительно было больше, чем урн, и Женя предположил, что их не успели поставить после реконструкции. Ближайшая обнаружилась у Грота Растрелли, и Ильф немедленно принялся вспоминать, что в царские времена — он читал — там была статуя Геркулеса, три каменных тюленя, два сфинкса, фонтан с позолоченным тритоном, двенадцать дельфинов и еще невесть что.

— По-моему, это буржуйство, — не оценил Приблудный.

— А Растрелли всегда так строил. У него были проблемы с умеренностью.

Ваня поднял глаза к серому утреннему небу, и Ильф тихо фыркнул себе под нос — очевидно, считая, что только он может закатывать глаза от чужого занудства, и больше никто.

— А теперь пойдемте на набережную, — сказал Ванька, когда они наконец избавились от газеты.

Он небрежно сунул руки в карманы — и вздрогнул, снова ощутив под пальцами смертельный холод металла.

Учитель просил его быть осторожнее.

Учитель просил не совать руки в карманы без особой нужды, не делать резких движений и не падать. «Так ведь можно случайно с предохранителя снять» — сказал Учитель.

А потом Учитель сказал, что ему придется…

— Ваня, у вас все хорошо? — уточнил Петров, с тревогой всматриваясь в его лицо. — Если вам нужна помощь…

Неизвестно, что было написано у Приблудного на лице, но Женька насколько проникся, что даже руку ему на плечо попробовал положить — Ваня едва успел увернуться. Последнее, что ему требовалось, так это чтобы впечатлительный журналист принялся его успокаивать. Самое последнее — это чтобы еще и Ильф влез.

Тот, к счастью, молчал и следил за действиями соавтора с легким неодобрением.

— Ерунда, товарищи, — сказал Ваня, отмахиваясь от Женькиных утешений. — Пойдемте на мост. Хочу по набережной пройтись.

Они вышли из парка и поднялись на Госпитальный мост. Приблудный хотел быстрее миновать это подозрительное место (назвали тоже, «Госпитальный», хорошо, что не «Морговский»), но зловредные журналисты с чего-то застряли.

Ну, то есть это Ильф первый замер посреди моста, рассматривая воду — до нее было недалеко, два или три метра — а Женя уже потом встал рядом с ним. То ли действительно увидел то же самое, что и соавтор (знать бы еще что!), то ли просто решил составить компанию.

— Идемте, — поторопил Приблудный, махнув рукой на противоположный от парка берег. — Стоим на мосту как привязанные.

Ильф дернул плечом — впрочем, в плотном не по сезону пальто это было почти незаметно — и отошел от перил, а Петров с обычной для него улыбкой спросил, что за непонятные претензии к мостам.

— Какие претензии, Женя?! — возмутился Приблудный. — Это же вы все утро ворчите! Вы что, не выспались?

Петров, разумеется, не стал на это обижаться.

— Конечно, не выспался, — сказал он как ни в чем не бывало. — Мало того, что у меня в больнице был подъем в шесть, так стоит мне выписаться, и вы назначаете встречу на семь. Учитывая, где я живу, и что еще нужно заехать за ним, — Женя кивнул на соавтора, — это подъем в полшестого. Хотя Иля тоже встал рано. Ну, ладно, надеюсь, завтра мы выспимся.

Приблудный невольно вздрогнул. Остановился. Ему срочно потребовалось посмотреть на воду, на набережную или на парк — на что угодно, лишь бы не на Петрова.

— Ну, Женя, не ворчите, — небрежно вставил Ильф, — отличная же получилась прогулка, и пирожки были вкусные. Простите, я даже в какой-то момент подумал, как было бы здорово, если бы вы, Ванюша, вообще не пришли. Передумали.

От возмущения Ваня тут же пришел в себя. Ну, от Ильфа-то Ваня ничего другого не ожидал, но Женька, зараза такая, закивал и серьезно сказал, что тоже подумал, как было бы хорошо просто гулять вдвоем. «Без этого всего».

— И без ваших загадочных посланий, Ванюша.

Было понятно, что он говорит о записке Учителя — о той, которую Ванька передал через Мишу Файнзильберга, и где он писал, что им непременно нужно встретиться, потому, что речь идет о жизни и смерти.

О жизни и смерти, да.

Ваня вздохнул и сунул руки в карманы:

— Вы поэтому тут застряли?!