Дохлый таксидермист

И еще они поругались — впервые за время знакомства. Приблудному совсем не понравился их новый план, и он был в шаге от того, чтобы хлопнуть дверью, а Учитель сердился и клялся всеми своими святыми, что Петров в принципе жив только из-за его вмешательства. Он, значит, от милиции прячется и бороду сбривает, все лишь бы спасти этих зловредных журналистов, а Ванька ходит и выпендривается! Аргумент, что лучше валяться в больнице с несмертельным отравлением, чем лежать в морге с пробитой башкой, оказался решающим, но Ваня все равно тайно надеялся, что товарищи откажутся от встречи.

Увы. В пятницу Женьку выписали из больницы, и утром субботы они встретились в Лефортовском парке.

В семь утра тут было почти безлюдно. Кроме Ильфа с Петровым на скамейке у входа Приблудный приметил двоих прохожих в глубине парка и еще какого-то спортсмена в старой машине возле моста. На милиционеров они не походили — значит, Ганс все же поверил в благие намерения Учителя и переключился на охоту за настоящим преступником. Но Приблудный все равно выждал минут пятнадцать для верности и только потом пошел к журналистам.

Август в этом году выдался теплым, но по утрам уже бывало прохладно и ветрено, так что Ильф с Петровым были в пальто, но без шляп. Они сидели на скамеечке лицом к парку и неторопливо беседовали. Ветер донес до Приблудного обрывки фразы: что-то про старую церковь, которую переделали в консерваторию.

— …так и не успел взять билеты, Ильюша, со всеми хлопотами касса уже закрылась, — с легкой досадой говорил Петров. — Ну, уж до понедельника их не раскупят?

— Женя, вы оптимист собачий! — фыркал Ильф. — Кто знает, может, и не раскупят…

Он явно был в хорошем настроении, и эти его короткие смешки звучали доброжелательно. Приблудный остановился за журналистами и немного послушал. Они там очень славно беседовали, но все больше о какой-то ерунде. Вот, о храмах заговорили, Учителя на них нет:

— Кстати, Женя, вы знаете, что Храм Христа Спасителя тут так и не снесли? Как соберутся, набегает толпа народу, и Министерство Соответствия уходит придумывать какой-то дурацкий регламент. Вроде и не соответствует, но сносить не хочется.

— Помню, вы любили фотографировать его с балкона, еще на старой квартире…

— Да, и вы знаете, я атеист, коммунист и вообще еврей, но вид на собор мне все равно нравился больше, чем на груду развалин. Дворец Советов там построили, нет? Я как-то перестал за этим следить.

— Когда я в последний раз был в Москве, из каркаса Дворца Советов вытаскивали арматуру не то на мосты, не то на противотанковые ежи. После войны, как я вижу, они будут все это добро разбирать и засовывать арматуру обратно, — Приблудный знал, что Женя не допускает и мысли о победе немца.

— Министерство Соответствия на такие хлопоты точно не согласится.

Ваня понял, что беседа про храмы, развалины и чиновников может продолжаться бесконечно, и подошел ближе. Ильф с Петровым не сразу заметили его присутствие — были увлечены разговором и пирожками на газете. А, может, это Женя был увлечен, а Ильф просто игнорировал Ваньку из вредности.

— Здравствуйте, товарищи! — поприветствовал журналистов Приблудный. — Скучаете?

— О, Ваня, доброе утро! — обрадовался Петров.

Он тут же проглотил остатки пирожка, вскочил со скамейки и протянул Ваньке руку. Ильф тоже встал, задрал нос и демонстративно сложил руки на груди.

— Здравствуйте, Ваня. Вы нам писали.

Приблудный закатил глаза и хотел уже уточнить, что писал не занудному Ильфу, а его гораздо более приятному в общении соавтору, но Петров с улыбкой придержал его за плечо и махнул в сторону расстеленной на скамейке газеты:

— Пирожок с вареньем хотите? Нас угостила соседка по коммуналке. Как раз для вас один остался.

Приблудный посмотрел на одинокий пирожок посреди газетки: выглядело аппетитно, только ему с утра кусок в горло не лез. К тому же Учитель велел не принимать у Ильфа с Петровым еду: он допускал, что журналисты могут отомстить за пятничный ужин, подсыпав снотворного или слабительного.

Реализовать план Учителя после слабительного было бы весьма затруднительно.

— Нет, спасибо, — отказался Ваня.

Перед глазами вдруг всплыло воспоминание: сползающий под стол побагровевший и задыхающийся Евгений Петров.

Учитель сказал, он не совсем правильно рассчитал вес, и еще не учел, что журналисты будут угощаться пирожными на голодный желудок. Он же спросил насчет ужина, и они отказались — ну, кто же мог знать?

Учитель сказал, яд не должен был подействовать так сильно. Он думал, Петров почти не пострадает.

Приблудный не верил, что Учитель действительно может причинить кому-то вред. Улыбаться в бороду, насыпая яд, и идти отмаливать грехи. Казалось, что это кто угодно, только не он.

…но Женя ведь действительно остался в живых?..

Ваня отогнал неприятное воспоминание, взглянул на насмешливые физиономии товарищей и пояснил:

— Сладкое вредно.

— Да неужели, Ванюша? — насмешливо сощурился Ильф. — Вреднее, чем цианид?

Морды у них с Петровым стали очень ехидными — Приблудный даже немного удивился этому гнусному единодушию.

— Очень смешно, — буркнул он.