Доктор Барченко (СИ)

  - Это вполне могло быть - размышлял Барченко, конечно, кое-что Нотович преувеличил или неточно перевел, но в те времена уйти из Палестины в Индию через Персию было даже проще, чем сейчас.

  Мария и Иосиф не хотели отпускать сына, плакали, наверное...

  Иисус ушел из дома в Назарете тихо, до рассвета, думал елецкий гимназист, и я тоже однажды уйду в Индию духа. Откуда к нему прицепилось это выражение? Скорее всего, из журналов семейного чтения, вроде всегда лежавшей на столике в гостиной "Нивы", или из семинарских шуток деда, называвшего пилигримов "идущими в страну Святого Духа".

  Но не только фантазер Нотович сводил с ума гимназиста Барченко.

  Еще в 1880 году, до его рождения, в печати появились заметки Елены Блаватской, посвященные путешествию в Индию. Она отметила некоторые элементы сходства народных культур Индии и России, высказав предположение о единстве праарийских корней индоевропейских народов. Изучать Индию означало идти назад по следам человечества к его истокам. Заметки Блаватской публиковали разные журналы, и один из них, еще в Ельце, попался на глаза Барченко в гостях у гимназического приятеля, Димы Кузнецова. Он выпросил у него несколько старых номеров, где была Блаватская, и держал их под подушкой, читая вечерами.

  Впрочем, как можно остаться равнодушным к Востоку, когда сам наследник престола, будущий император Николай II, не избежал восточных странствий! Он посажен после буддийской церемонии на трон Белого Царя, вытерпел боль татуировки, украсив свое тело знаком вечного круговорота. А о самом путешествии, прискорбно прерванного ударом сабли японского безумца, вышла книга князя Э.Э. Ухтомского, с фотографиями и рисунками на лучшей бумаге в бархатном переплете в нескольких томах под названием "Путешествие на Восток Е. И. В. Государя Наследника Цесаревича" (СПб, 1893). Разумеется, стоила она дорого, и родители Александра не стали покупать такое помпезное издание. Но Барченко прочел все тома в библиотеке: их кто-то пожертвовал на благое дело.

  Именно из-за книг началось удивительное паломничество Александра Барченко на Восток. Иначе вряд ли бы уроженец тихого, далекого от Индии города Ельца рискнул покинуть Россию без денег и документов. Даже отчаянные первопроходцы держали при себе небольшую сумму золотом, запас хинина, сухарей и сувениры. А Барченко ушел буквально с узелком, мысленно попрощавшись со всеми, кто оставался ему дорог и мил дома...

  Когда разноязыкая корабельная команда узнала, что новый матрос вырос в сухопутной провинции и не умеет завязать даже самого простого морского узла, он стал всеобщим посмешищем, мальчиком для битья. Александр драил палубу, помогал коку на кухне, привлекался для наиболее грязных работ, таскал тяжести. Бедняге редкими свободными минутами приходилось молиться, чтобы озлобленные матросы не выкинули его за борт к акулам. Ночевал в трюме, на жестких тюках, голодал, отбивался от громадных крыс-ихневмонов, страдал от жажды, прожаривался тропическим солнцем.

  Худой, шатающийся от цинги, Барченко в конце концов ступил на берег Индийского океана. В карманах пусто, вещи украдены, удобные английские сандалии на пробковой подошве, с ремнями телячьей кожи, развалились, не выдержав сырой погоды. Сапоги он не брал - жарко.

  Теперь даже не исполнишь мечту одного офицера времен Павла I, подумал Александр, не намочишь свои сапоги в теплых водах Индийского океана. Едва войдя в море, паломник выскочил с диким криком: его большой палец облюбовал краб.

  Хромая, Барченко пошел в трущобы Мумбаи искать йогов. Йоги тогда ему не попались, зато удалось найти работу - сопровождать одного любопытного англичанина, боявшегося гнева индийцев, микробов, кобр, тигров. Кобр мнительный англичанин остерегался не напрасно. В Индии водились наиядовитейшие красавицы с очками сзади капюшона.

  На одну из таких, молоденькую, бледно-коричневую коброчку, Александр Барченко наступил босой ногой. Он ее по близорукости не заметил, бормоча себе под нос заученные мантры, чтобы не забыть их, вернувшись в Россию.

  Кобра - то ли в силу беззаботной юности, то ли из презрения к босоногому иноверцу - укусила Барченко мягко, шипнув, нежно впилась полыми зубами в загорелую кожу. Александр еле почувствовал ее укус, несравнимый с уколом шприца в земской больнице, а скорее напомнивший ему неуловимое прикосновение дамской булавки. Затем кобра резко отскочила в сторону, словно устыдившись своего змейского характера, и спряталась за широкими листьями декоративного банана, поблескивая оттуда черными бусинками глаз.

  - Мама! Что ж мы будем делать?! - произнес паломник, озираясь вокруг.

  Жить Барченко оставалось еще несколько мгновений, и в эти мгновения ему ничего умного в голову не пришло, кроме стишка из хрестоматии для младших классов. Никакой предсмертной экзальтации, секундного прозрения...

  Кобра поспешила уползти прочь - это был ее первый укушенный.