Доктор Барченко (СИ)

  Но что скажут мещанину эти имена? В лучшем случае он ими назовет своих кенарей и канареек! Медленно, но верно основными читателями "Непознанного" стали интеллигенты, мятущиеся между церковью и оккультизмом. Они присылали в редакцию подробные исповеди своих исканий, просили совета. Александр, верный обещанию, читал их до полуночи, сжигая керосин, сочувствуя, сопереживая....

  Иногда газету одолевали сумасшедшие изобретатели, пророки и целители. Гнать их в шею у деликатного писателя не получалось, приходилось долго слушать чужой бред.

  А прибыль? Прибыль была копеечная, честно сказать - почти никакая. Расходы на издание газеты равнялись выручке. Те самые 50 копеек, раньше кажущиеся пределом нищеты, теперь были для Барченко заработком удачного дня. Выручало, что его начали узнавать в Нарве, хвалить, предлагать печататься в журналах "Мир приключений" (термин "фантастика" еще не вошел в обиход), "Вокруг света".

  Первые три рассказа и маленькая повесть, отправленные им в редакции, остались без ответа. Слишком много сочинялось похожего, слишком трудно выделить в общей массе заморских приключений оригинальную вещь, сотрудники журналов кидали рукописи в корзину, лишь взглянув на заглавие.

  Затем приняли один рассказ, и то рукопись его пришла не почтой, а сквозь руки приехавшего в Нарву погостить беллетриста из Санкт-Петербурга. Барченко перевели 7 рублей. Он стоял у окошка сберегательной кассы и дрожал от счастья, как гончая, догнавшая зайца. Очередь всегда в таких случаях движется медленнее, чем обычно. От расплавленного сургуча, дыхания очереди и волнения было жарко, пробивала испарина.

  - Распишитесь! - барышня в окошке подала ему перо.

  Александр от счастья расписался длинно, подделываясь под персидский почерк "хвост павлина".

  7 рублей кончились уже на следующий день: 5.30 отдал за книги, 1 рубль - вернул долг, а прочее - на кунжутную халву и рахат-лукум.

  - Ты хотя бы керосина купил - огрызнулся практичный фон Витенгаузен.

  - Хотел, оправдывался Барченко, да по дороге бутыль разбил, зацепил о дерево.

  - Идиот!

  - Я еще и руку себе порезал осколками...

  - Нет слов - потомок крестоносцев плавно опустился на пол, держа стопку корректорских листов. Чем ты лампу заправлять будешь, чучело?! А знаешь, ехидно ухмыльнулся Иоганн-Фридрих, напишу-ка я тебе рекомендацию в "Орден мечей".

  - Это зачем?

  - Для смеху! Там такие нужны! Только надо предоставить архивные выписки, что все твои предки были чистыми европейцами, никаких евреев.

  - Разве во мне заметно что-то еврейское? Я, скорее украинец - обиделся Барченко.

  - Это они от всех требуют. Формальность. Напишу, что твой прародитель - немецкий колонист Барч, и все.

  - Но ведь...

  - Молчи! Фон Вительгаузен иногда относился к другу покровительтвенно-небрежно. Украинцы им тоже не годны. Мне же все равно. Но в "Ордене мечей" строгие правила. Бумагу я тебе подделаю, только не взыщи: вместе с фальшивками надо привезти из дома те свидетельства о шляхетстве, помнишь?

  - Это надо в Елец ехать, а я с отцом в ссоре.

  - Часу от часу не легче! Езжай каяться!

  И Барченко поехал. Во-первых, ему нечем платить за комнату, а фон Вительгаузен вернулся к осени в Нарву. Во-вторых, хотелось попросить прощения. А в третьих взять грамоты из семейного архива, подтверждающие дворянство. Хотя он понимал: подтверждать, скорее всего, нечего, отец не смел настаивать, записывался купцом.

  В поезде, на одном убогом полустанке, когда грязные кочегары возятся в чреве котла, Барченко задремал. Перед тем он много думал о тайном "Ордене мечей", куда допускают лишь цвет европейского дворянства. В глазах проносились хищные орлы, горели венки из дубовых листьев, мчались валькирии в Вальгаллу, а затем дрема сменилась кошмаром. Александру приснилось, что прошло сорок лет, меченосцы захватили половину мира, разрушают города, украшают высокие арки своими символами. Орлы цепко держали когтями свастику - индийский знак круговорота, выклевывая глаза толпам людей. Было жутко. Он не успевал проснуться, протягивал руки, пытаясь защититься от орлиных когтей, но они уже впивались в левый бок.

  Больно! Но поезд тронулся, пассажир едва не упал на пол, очнулся.

  Это совсем как у графа Яна Потоцкого, вскакиваешь утром с когтями в боку, и нигде не найдешь покоя...

  В Елец он прибыл неожиданно. Братья были в гимназии, сестренка ушла с няней в заезжий зверинец. Дверь открыла горничная, не сразу узнав: господина Барченко нет дома.

  Выглядел Александр усталым, ободранным. С опаской сел на коленкоровый диван, дожидаясь отца. Василий Ксенофонтович сына не признал, приняв за клиента, и уже хотел спросить, по какому делу молодой человек, да осекся...

  В дороге (он ехал безбилетником, прячась от кондукторов под скамейками) Барченко едва не расшиб себе голову о железный край сидения. Путь из Нарвы до Ельца занял почти две недели, приходилось прыгать, нагибаться.