Доктор Барченко (СИ)

  Кстати, об этом есть спорная статья в июльском номере "Немецкого научного обозревателя", профессора Клейне, называется "Теология и естествознание: борьба или общность?".

  - Я еще не читал статью профессора Клейне, смутился анатом, седьмой номер этого журнала не пришел в университетскую библиотеку...

  - Тяжело тебе будет, пожали Барченко руку новые друзья. Раз анатом тебя в семинаристы записал, придираться станет через день.

  - Для этого я и приехал, улыбнулся он.

  В Казани интересно жить. Помимо занятий на медицинском факультете, Александр бывал (если позволяло насыщенное лекциями и практикумами расписание) у востоковедов. Затесавшись на самом краю большой аудитории, он, прикрытый чужими спинами, жадно вслушивался в арабскую или персидскую речь, пытаясь прочесть нереально красивые, идущие справа налево, буквы. Сначала он мало что понимал, потом больше, наловчился, вникал двадцатитрехлетний, в известное десятилетнему татарчонку, запоминал сочетание букв с огласовками. Профессор выводил восточные узоры мелом на доске настолько изящно, что Александр невольно завораживался ими, представляя: ползет по зеленному лугу длинная-предлинная змея, а рисунок ее блестящей шкуры составляют эти странные буквы. Оторвавшись от мелодичной речи, заводившей его едва ли не в прострацию, Барченко встряхивался, спеша уже на свой факультет.

  Но, изучая неромантичное сердце в разрезе, видел в переплетении его кровеносных сосудов арабскую вязь, очень похожую на надпись у входа в казанские мечети. Оккультное наваждение не оставляло Александра ни на минуту. Он не научился делать правильные надрезы, предпочитая медицинскую теорию практике, а то и вовсе шел на анатомию с едва подавленным чувством отвращения.

  - Нельзя же так, нельзя подходить к человеку! - страдал он, наблюдая рассечение брюшной полости. Циники, афеи, материалисты!

  Здесь Барченко напоминал своего покойного деда, уездного священника бедной церквушки, тоже порицавшего вскрытие "ради науки" и считавшего анатомию богопротивной мерзостью.

  Казанское благоденствие обрушилось внезапно.

  - Барченко! - услышал он за спиной голос ректора, зайдите ко мне после лекций.

  - Да, господин ректор.

  Никаких претензий ни к успеваемости, ни к поведению университетское начальство предъявлять не должно. Может, плату вовремя не перечислил? Но деньги, присылаемые из Ельца, он вносит исправно.

  Барченко уверенно постучал в дубовую дверь. Ректор слыл тайным либералом, со студентами обходился вполне уважительно, по имени-отчеству, поэтому он решительно не понимал, чему обязан этому разговору в кабинете и обращению по фамилии.

  - Александр Васильевич, произнес ректор елейным голосом, я вижу, вы человек умный, высоконравственный, поэтому будем говорить на равных и начистоту (последнее слово ректор произнес неестественно). Вы в курсе недавних московских событий?

  Барченко растерялся. Политика его волновала мало, краем уха слышал о забастовках и баррикадах в Москве, и то из благонадежной прессы (нелегальных изданий не читал вовсе), из разговоров однокурсников.

  - Не совсем, господин ректор - ответил Александр после некоторой паузы, я стараюсь не интересоваться политическими новостями. Знаю лишь, что радикальные социалисты пытались свергнуть законный порядок, на улицах Москвы были перестрелки. Но разве это имеет отношение к учебе?

  - Самое непосредственное - сказал ректор. Россия в опасности, зловредные социалисты, финансируемые японской разведкой, угрожают государственному строю, общественному спокойствию и даже вынашивают планы уничтожения царствующей фамилии.

  Впрочем, вы это знаете и без меня. Но кто главные агенты влияния? Студенчество. Наш университет тоже стал осиным гнездом, где действуют сразу несколько запрещенных партий. Пока они лишь болтают о свободе, равенстве и справедливости, но у этой опасной черты легко перейти в стан врагов российской державы! Поэтому я обращаюсь к вам - помогите России преодолеть эти смутные настроения! Вполне по силам сделать небольшое, но крайне полезное дело - информировать меня обо всем, чем живет и дышит наше студенчество.

  - Простите меня великодушно, господин ректор, сказал Барченко, но мне об этом ничего неизвестно. После занятий я иду в библиотеку, и чем увлекаются мои соученики, не знаю. Если среди них и найдется социалист, то, извините, на лбу у него это не написано, к тому же всем подряд о своих взглядах они не говорят.

  Ректор вытащил из ящика стола белый лист бумаги, на котором тонким, витиеватым почерком фиолетовыми чернилами были выведены фамилии подозрительных студентов разных курсов и факультетов.

  - Кто-нибудь из них вам знаком?

  Барченко пробежался по списку глазами.

  - Никак нет, господин ректор, здесь в основном с последних курсов, а я пока на первом. Лично никого из них не встречал.

  - Немудрено, заметил ректор, они редко появляются на лекциях и практикумах, посвящая все дни политической борьбе. А вот Кача-Качинского Андрея вы, наверное, видите часто...

  Барченко ничуть не смутился.