Доктор Дионов. Дело о вечности

После ссоры с товарищами, рабочий Сидор Думыло пошел с хулиганской компанией на территорию парка отдыха в заведение под названием "Яхт-клуб Сокольнического района. Филиал Кружка лыжников имени Усиевича". Так гласила невзрачная вывеска на воротах, ведущих в зловеще запущенный сад. Над воротами висел выцветший лозунг "Готовь сани летом!" Никакой законопослушный гражданин не станет поздно вечером готовить сани, и заниматься парусным спортом в таком подозрительном месте без членского билета. На территории этой усадьбы располагалась изба-чайная "Буревестник". Пускали туда не всякого желающего попить чайку с пирожками. Гостей встречал боксер Ведяхин – бывший чемпион района в легком весе. Он был невелик ростом, но отличался чрезвычайно широкими плечами, короткой шеей и выдающейся челюстью. Тренированным глазом от отсекал случайную и копеечную публику – пускал только завсегдатаев и солидных товарищей, подъезжавших на авто с личным шофером. Остальным задавал вопрос: "Вы хлен прохсоюза похребительской коопирации?" Это был пароль, на который правильный ответ: "Я в списке у Глафиры". А случайно забредшим в этот сад романтическим парочкам и прочим, кто не прошел визуальный контроль, говорилось: Местов нету! Часто и взаправду все места были заняты.

В "чайной" собирались элегантные картежники, солидные воры, местные хулиганы, мрачные налетчики, "деловые", перекупщики краденого, "коты" со своими "марухами" – пижонистые сутенеры и нарядные дамы легкого поведения, а также любители музыки и поэзии. Злачное заведение было единственным местом в районе, где можно было послушать необычные стихи и совсем не советскую музыку, а заодно отведать блюда грузинской кухни.

Знающие пароль проходили в просторную залу, где в одном углу пыхтел огромный самовар, увешанный бубликами, а в другом на возвышении наподобие сцены находилось изрядно потрепанное беккеровское фортепиано. Обстановка напоминала частный шалман эпохи НЭПа, но вместо барной стойки с бутылками висели гигиенические плакаты Маяковского: «Товарищи люди, будьте культурны, на пол не плюйте, плюйте в урны» и «То, что брали чужие рты, в свой рот не бери ты». Над пианино висела картина маслом неизвестного художника, в несколько футуристической манере изображающая парусник на волнах побережья Крыма. На столах – чистые скатерти, у окон завешанных плюшевыми занавесями – цветы в китайских вазах.

Коньяк и водку разносили в чайниках, пиво разливали в большие фарфоровые кружки. Днем на закуску подавали раков, жаркое, котлеты по-киевски, селедку под шубой, салат оливье, бутерброды с красной икрой – в общем, обеденное меню не отличалось изысками. Зато вечерами здесь пировали с грузинским размахом. Шашлыки, сациви, хачапури…

В зале на мансарде стоял бильярдный стол, а за тяжелым занавесом, утащенным в смутные времена из ложи драматического театра, было приватное помещение, где за круглым столом из купеческого дворца шла игра в карты. Уставшие гости могли выйти прогуляться в сад с приватными беседками, попариться в бане и остаться на ночь в гостевом домике.

Это гнездо пьянства и разврата в Сокольниках давно бы закрыли как недобитое нэпманское заведение, но подобные заведения по всей Москве негласно находились под наблюдением НКВД и являлись источником информации о разных криминальных делах на районах.

Администратор зала Глафира Епифановна, монументальная дама с бурным революционно-провокаторским прошлым, обладая манерами светской львицы и хозяйки борделя, числилась внештатным осведомителем. В ее обязанности входило прислушиваться к разговорам и выявлять врагов Советского государства. Местные жулики подозревали о ее двойном назначении и старались при ней не обсуждать своих планов. А Глафире надо было раз в месяц отсчитываться о проделанной работе и докладывать о самых подозрительных персонажах.

Сидор метростроевец в своих грязных сапогах и телогрейке не вписывался в интерьер прокуренного дорогим табаком зала. Ведяхин не хотел его пускать.

– Куды прёте без халстука!

Хулиганы подсуетились, мигом раздобыли галстуки и на правах давних членов клуба, дали Сидору положительную рекомендацию. Сидор скинул телогрейку и сапоги, нацепил чей-то пиджак с туфлями, любезно предоставленными на прокат из вещей, оставленных проигравшимися в пух и прах картежниками. Молодые люди важно прошли в залу и заняли единственно свободный столик у туалета.

Между хулиганами и хозяйкой зала Глафирой соблюдалась негласная договоренность. За лишнюю бутылку водки они оказывали ей любезность – приводили в жертву порока какого-нибудь лоха. И самое замечательное, если этот лох будет рабочий со стройки, а еще лучше комсомолец. Водка и девицы легкого поведения быстро разлагали всякого ударника стройки, и Глафире было о чем составлять свои доклады для Никровляева. Стучать на настоящих воров и бандитов ей не позволял богатый жизненный опыт.

Моральное падение рабочего Сидора началось с порции шашлыка, стакана самопальной чачи и похотливых взглядов вертлявой девицы.

А тем временем началась культурно-просветительская программа клуба.