Доктор Ф. и другие

...И снова: «Vivas voco! Отзовись, если есть кто!..»Как такое могло быть: я это и слышал, и одновременно не слышал. Галлюцинация, что ли?

Может, и этот выпорхнувший из кабинета колобок тоже был всего лишь бредовой галлюцинацией? Признаться, это меня бы не очень удивило.

3

Когда рвут тростник, то другие стебли тянутся за ним, так как он растет пучком.

Из китайской «Книги Перемен»

«Vivas voco!..»— выдернуло из сна, процарапываясь к сознанию.

Я открыл глаза и включил ночник. Никакого голоса совершенно точно не было, я в этом не сомневался. Лайма безмятежно спала, ее раскиданные по подушке платиновые волосы казались голубоватыми в свете ночника.

Но откуда же, откуда это?.. Вот и опять, кажется...

Нет! Что за черт! Ничего!.. Только метель за окном да какой-то слабый стук в стенку — смолкнет, и опять...

Стоп! Да это же морзянка, вот в чем дело!

Я прильнул ухом к стене. Да, конечно же! Вот, опять!.. «Тире, тире, точка, тире...» Это же латинский код! Получается: «Vivas voco...» А теперь русским кодом: «Отзовитесь, если слышите...»

Взяв с тумбочки расческу, я ею тихонько, чтобы не разбудить Лайму, отстукал по стене:

«Я вас слышу».

Теперь его рука явно дрожала.

«Боже!— отстучал он. — Вы понимаете по-русски! Скажите, это Россия?»

Все это сильно напоминало сюжет из «Графа Монте-Кристо». Как бишь звали этого старика? Аббат Фариа, кажется... Я ответил морзянкой:

«Это Центр, он недалеко от Москвы».

«Слава Богу...— после паузы отозвался он. — Скажите, Москва все еще столица России?»

«Да... А кто вы?»

«Мое имя вам ровно ничего не скажет,— донеслось в ответ. — Боюсь, оно давно уже всеми в мире забыто за ненадобностью. А вы случайно не Ламех?»

«Нет, меня зовут Сергей».

«Прекрасное имя!.. Нас никто посторонний не слышит?»

Я покосился на спящую Лайму. Наш перестук с минуты на минуту мог ее разбудить, она уже начинала сквозь сон подергивать веками.

«Пока нет,— отстучал я как можно тише. — Но я здесь не один».

«Будьте осторожнее, тут везде уши. В случае тревоги дайте сигнал отбоя — три отрывистых тире. Связь возобновите сами, когда снова будет безопасно. Но только непременно возобновите, заклинаю вас!»

«Хорошо,— пообещал я. — Но пока можем продолжить. Давно вы тут?»

«Не знаю,— был ответ. — Давно не вел счет времени... Смотря какой нынче год на дворе».

«1999-й».

При странности моего невидимого собеседника, меня, пожалуй, не очень удивил бы вопрос — по какому летоисчислению? Но вместо этого воцарилась долгая тишина, а когда я уж было подумал, что связь по какой-то причине оборвана, он выстукал:

«Боже, трудно поверить!.. Значит, уже совсем близко...»

«Что близко?»— не понял я.

Его ответ ясности не внес.

«То, что должно произойти,— старательно отстучал он в стену. — Если вы тот, за кого я вас принимаю, то вы должны понять. А если я ошибаюсь — то и надо ли вам понимать?»

«За кого вы меня принимаете? Объясните, наконец!»— Меня уже начинала злить его манера изъясняться загадками, и я простучал это явно громче, нежели следовало. Голова Лаймы зашевелилась на подушке.

«Почему-то мне кажется, что вы один из нас,— был ответ, — что вы один из деспозинов. Лишь этим я могу себе объяснить ваше чудесное появление тут. Умоляю — подтвердите, если это действительно так!»

И ведь главное — слово-то я где-то слышал!.. Когда? Где?.. Кажется, от бедолаги Брюса тогда, на чердаке. Почему тогда же со всем комфортом его как следует не расспросил?

В наказание теперь приходилось об этом выспрашивать с куда меньшими удобствами — морзянкой сквозь стену:

«Не понял. Кто такие деспозины? Поясните».

«Это очень долго объяснять,— был ответ. — Неужели я ошибся?.. Хотя бы скажите — некая глухонемая содержанка...»