— Да, — подтвердил Федор Романович. — Оказавшись здесь, Харитон вспомнил про семейные предания. В этом ему помогла Вера Павловна Шевалдина. Вернее, сначала-то она ассистировала мне — с выбором места под пансионат, с описанием местности и ее жителей, с историей этого дома. Но Харитон решил копнуть глубже. И тогда Вера Павловна нашла ту самую книгу. И Харитон, и госпожа Шевалдина загорелись идеей обнаружить потерянные сокровища. Но, боюсь, эта эмоциональная ажитация окончательно нарушила тонкую душевную организацию моего друга. Он стал одержим идей, что ценности должны принадлежать ему, и только ему. А Вера Павловна, учитывая ее деятельное участие, явно претендовала на свою долю. Она догадалась, что сокровища спрятаны не здесь, на месте бывшего монастыря, а где-то в деревне. Не знаю, как, но Харитон узнал об этом…
— Это-то как раз теперь ясно, — прервал его Сидоров. — Через вашего кучера он нанял дачного бонвивана Шиманского соблазнить Веру Павловну и таким образом следил за ее успехами.
— Удивительно тонко для Харитона, — признал Вансовский. — Но сумасшествие бывает крайне изобретательным. Так вот почему он убил Эдуарда Сигизмундовича… Он рассказал мне все этой ночью, прежде, чем запереться…
Он налил себе еще одну рюмку и выпил. В глазах коммерсанта проступили слезы.
— Какой я дурак, какой же я дурак! — заявил Вансовский. — Если бы я был более внимательным к Харитону. Если бы вовремя заметил. Ведь мог бы догадаться, когда узнал про морфий…
— А при чем тут морфий, кстати? — спросил Александр Петрович.
— Харитон недавно пристрастился к этому средству, — объяснил Федор Романович. — Остальные таблетки и микстуры перестали помогать против его головной боли…
— Что ж, все становится на свои места, — подытожил Сидоров. — Мельников — или Мюллер — убил Шевалдину, стремясь завладеть сокровищами. Когда Шиманский увидел Николая вместе с вами и Харитоном, поляк догадался, что именно хозяин кучера должен стоять за убийством, и попытался его шантажировать. Тогда Мельников заставил его замолчать. А за вами, Василий Оттович, они с сообщником пришли, когда Харитон услышал вас рассказ и попался на приманку!
— Приманку? — удивился Вансовский. — Хотите сказать, вы солгали, когда говорили, что знаете, где спрятаны сокровища? Право слово, это вас не красит, Василий Оттович!
— Да, боюсь, что солгал, — признал Фальк. — Но по сравнению с вашей ложью, Федор Романович, это просто детские шалости.
— Да что вы себе позволяете?! — вскочил с места Вансовский.
— Да уж, Василий Оттович, объяснитесь, будьте добры, — попросил Сидоров.
— Пожалуйста, — пожал плечами Фальк. — История Федора Романовича получилась довольно правдоподобной и, при этом, достаточно размытой, чтобы выдержать пристрастную экзаминацию. Однако есть несколько научных фактов, которые опровергают его рассказ.
— Очень интересно будет послушать! — скрестил руки на груди коммерсант.
— Вы забыли, что я медик, господин Вансовский, — улыбнулся Василий Оттович. — И уж поверьте, я отличу труп человека, который умер полчаса назад, от покойника, который пролежал несколько часов, а посему успел остыть и окоченеть. Нет, Федор Романович. Мельникова убили вскоре после моего ухода. Не знаю, сделали это вы сами или доверили грязное дело кучеру, но факт остается фактом. Харитон не мог побывать у меня дома, а потом вернуться сюда, исповедаться вам и закрыться в комнате. С этим, кстати, тоже неувязка. Когда вы вышли, я осмотрел пол в поисках ключа, который должен был вылететь из замка, когда Александр Петрович расстрелял дверь, но не нашел его. Бьюсь об заклад, что комнату Мельникова заперли снаружи.
Вансовский побледнел, однако постарался сохранить спокойствие:
— Интересные предположения, Василий Оттович, но какие же будут доказательства?
— О, тут мне опять придет на помощь наука, — пообещал Фальк. — Не уверен, что это сможет доказать вашу причастность к убийствам Шевалдиной и Шиманского, однако от смерти Мельникова вы не отвертитесь.
Доктор извлек из кармана завернутый в платок шприц и положил его на стол перед собой.
— Видите ли, мой добрый приятель, бывший товарищ прокурора Павел Сергеевич Неверов недавно напомнил мне о настоящем прорыве в криминальной науке, которую недавно совершила сыскная полиция.
Фальк поднял руку и продемонстрировал коммерсанту свою ладонь.
— Оказывается, линии, отпечатанные на наших пальцах, уникальны для каждого человека. Когда мы прикасаемся к некоторым поверхностям, то оставляем едва заметные следы. Например, с этим очень хорошо справляется стекло. Как думаете, Федор Романович, если мы поищем следы на этом шприце, то чьи отпечатки мы там найдем? Мельникова? Или же все-таки ваши?